– Он убрал уже четверых наших. В том числе и босса. Двое ранены, в том числе и я, из полицейских – один убит и четверо ранены. Там в здании могут быть гражданские. У него автоматическая винтовка и, возможно, армейский пулемет. Уяснили обстановку?

– Вполне… – капитан поправил микрофон, – Крачка, на связь.

– На связи.

– У нас один стрелок в здании, неизвестное количество гражданских и убитые или раненые флотские. Вооружен пулеметом. Поставь два пулемета на позиции блокирования. Снайперов – тоже в группы блокирования. Используйте укрытия.

– Понял.

– Две штурмовые группы, большая и малая. Входим с фронта.

– На вашем месте я бы входил с тыла, парни. Он простреливает фронт – и бьет обычно точно.

Капитан посмотрел на флотского из СБС и ничего не сказал.

– Штурмовыми группами командует Диггер и Рука. Твоя группа прикрытия и общая координация. Я выведен из строя…

– Вы его знаете?

– Нет.

– Видели когда-нибудь раньше?

– Нет.

Инспектор Мохаммад сделал знак – и стекло между мной и комнатой, где был труп, резко почернело…

– Кто он?

– Полагаем, тот, кто убил вашу подругу. Учитывая обстоятельства, дело можно считать закрытым. Хотя и не так, как положено бы…

– А как положено? – спросил я.

– Суд… заключение… – инспектор внимательно посмотрел на меня, – полагаю, что вы со мной не согласитесь, но пожизненное заключение – лучшее наказание для таких типов. Смерть мимолетна, а вот жить до конца жизни в клетке… зная, что никогда из нее не выйдешь…

– Вы ошибаетесь.

– Как я и предполагал.

– Нет, не в этом, – сказал я и посмотрел полицейскому в глаза, – откровенность за откровенность. Скоро в вашей стране начнется ваххабитское восстание. Не знаю, когда оно начнется, и не знаю, с чего оно начнется, но то, что оно будет, в этом у меня нет никаких сомнений. И когда оно начнется, двери тюрем, в том числе и тюрем особого режима, откроются. И ад хлынет в наш мир. Потому я рад, что этого человека убили, и вы тоже должны радоваться. Если ты убил, то больше проблем не будет, ты с этим никогда больше не столкнешься – человека нет. Если ты посадил его в клетку – до конца жизни он сохраняет шанс вырваться.

– Двенадцать человек заплатили жизнями за одного.

Я покачал головой.

– Снова ошибка. Двенадцать к семи – плюсуйте шесть моих. Не такой уж плохой счет…

Нас нашли почти сразу. Там рядом тоже была перестрелка, очень серьезная. Перестрелка с целью ликвидации охотившегося за мной киллера – как оказалось, британская контрразведка держала происходящее под контролем. Киллера удалось убрать – но грязно, британский спецназ понес настолько серьезные потери, что в Пуле объявили траур. Только усилив штурмовую группу отрядом морской пехоты, обученным борьбе с терроризмом, киллера удалось ликвидировать.

У нас изъяли оружие и переправили нас сначала в Кардифф, потом в Лондон. Я ждал, что меня лишат лицензии и откроют уголовное расследование, но этого не произошло. Возможно, по причине того, что британская разведка имела прямые контакты со мной и интерес во мне. А может, потому, что я на практике сделал то, о чем многие здесь мечтают. В конце концов, рядовые сотрудники спецслужб, те, которым не полагается «Рейнджровер» с водителем и дом в Челси, они ходят по улицам, ездят в метро, их дети ходят в школу, их супруги делают покупки – и ежедневно, ежечасно они сталкиваются с теми, с кем не хотели бы, с кем просто опасно сталкиваться. И потому эти люди испытывают ко мне симпатию и помогают мне даже без просьбы с моей стороны.

Казус Бернарда Гетца[49].

В конечном итоге нас с Алексом разделили, перевезли в Лондон и запрятали в безопасные дома, которые британская разведка и контрразведка использует для своих целей. Мой дом находился на севере Лондона, в одном из боро, а в каком именно – я говорить не буду. По странному стечению обстоятельств именно в этом боро и именно в этом жилом комплексе, специально построенном для того, чтобы удовлетворить спрос иностранцев на дорогое инвестиционное жилье в Лондоне, я одно время хотел купить квартиру. Спас меня от этого совет коренного лондонца, сказавшего – десять лет и в моем районе не было ни одного мусульманина. А теперь есть, и дом стоит половину от того, что я за него заплатил…

На улице меня ждал «Рейнджровер», еще один стоял чуть позади. Ко мне приставили охрану – шесть человек в смене. 22SAS, я сразу узнал Герта Шоу. Звания его я не знал, но знал, что он младший офицер из Герефорда. Он участвовал в соревнованиях IPSC[50]как частное лицо – по ним мы и знали друг друга.

Я сел в машину. Внедорожники бесшумно тронулись. Герт обернулся ко мне с переднего сиденья, до этого мы не знались особо, так, встречались на некоторых матчах. Но после того, как ко мне приставили САС в качестве охраны, каждый счел необходимым подойти и пожать мне руку. За что – было понятно без слов. За то, что счет – не двенадцать к одному, а двенадцать к восьми.

– У тебя есть портной?

– Как сказать… я не обращаю на это особого внимания.

– Самое время обратить. Вечером у тебя прием.

– Почему я об этом не знаю?

– Ну… теперь знаешь…

В конце концов мы заехали к Бенсону и Клеггу, портному, у которого одевается принц Уэльский. Там мне наскоро подогнали блейзер, в брюки я влез нормально, подобрали сорочку и галстук. Галстук коронационный, в королевском, лиловом цвете. Я чувствовал себя полным идиотом – но делать было нечего…

Церемония происходила на Салун-сквере, в казармах полка Герцога Йоркского, в котором сейчас были расквартированы лондонский восьмой эскадрон 22SAS и оперативная группа, занимающаяся координацией безопасности аэропортов большого Лондона. Награждали лиц, имевших отношение к той операции…

Той самой операции.

Чтобы не томить, скажу сразу – я получил лично из рук Его Величества Королевский викторианский орден и сразу стал Рыцарем-командором – это вторая степень старшинства, дальше Командор. Теперь я имею право именоваться «сэр», участвовать в службах, а после моего имени нужно писать KCVO.

Вот как-то так…

Вместе со мной получали награды Алекс и другие участники этой операции. Награды погибших получали их семьи…