Полиция закрывала на зелье глаза, киностудии поощряли его применение. Эту правду в конце своей карьеры открыл сам Ли Зайджел: «Прежде всего, надо вспомнить, что в то время рекомендация применять снотворное, болеутоляющее и амфетамины была обычным делом. То же самое происходило на киностудиях "Метро — Голдвин — Майер" и "Парамаунт Пикчерз". И это продолжалось десятилетиями. В то время пилюли просто-напросто считались одним из средств для обеспечения работы кинозвезд»[104].

Если в первое время эта малоприятная реальность мучила совесть врачей, то очень скоро они с ней свыклись, как и с требованиями заправил от мира киноискусства. «Мы, врачи, стали заложниками этой системы. Если кто-то из нас отказывался выписывать какое-нибудь лекарство, это легко делал другой. Когда в середине пятидесятых годов я начал наблюдать Мэрилин, эти наркотики в Голливуде потребляли все»[105].

* * *

Наркозависимость Мэрилин бросилась многим в глаза в ходе съемок фильма «Неприкаянные». Действительно, фильм Джона Хьюстона неумолимо подчеркнул все неудачи звезды: ее неудовлетворенное желание материнства, так и не воплотившиеся в реальность мечты стать серьезной актрисой, ее поражения на любовном фронте. Отдавала ли она себе в этом отчет? Во всяком случае, прежде чем присоединиться к съемочной группе в Неваде, Монро попыталась залить свою депрессию алкоголем и заесть горой итальянских блюд. Такой режим никак не способствовал работе.

Поскольку график съемок фильма уже был сдвинут на несколько недель, киностудия «Юнайтед артистс», ставившая эту полнометражную картину, попросила врача съемочной группы удостовериться, была ли Мэрилин в состоянии работать.

Руперт Ален, отвечавший до ухода к принцессе Монако Грейс за связи звезды с общественностью, вспоминал о том, что ей почти ежедневно выписывали лошадиные дозы медикаментов. «В ходе съемок фильма "Неприкаянные" врачи вели себя недостойным образом. Поскольку Мэрилин не удавалось заснуть, они заставляли ее принимать огромные дозы секонала, демерола и нембутала»[106].

Результаты такого лечения были намного страшнее симптомов, которые лечились. Потому что без своей дозы «горячего выстрела» Мэрилин была не в состоянии выйти из химического оцепенения, вызванного снотворными. Заколдованный круг: возбуждающее — успокоительное — возбуждающее… Звезда была обречена.

В результате съемки фильма были прерваны, а Мэрилин Монро срочно выехала в Лос-Анджелес. Там наблюдавший ее за год до этого психиатр попытался сделать невозможное: вылечить ее от наркозависимости.

Настоящая болезнь Мэрилин ни для кого не была секретом. Не была она и пороком: Монро с юных лет страдала бессонницей.

Она сама в одном из интервью в 1959 году рассказала о причинах этого: все упиралось в ее сиротское детство. «Я до боли боюсь темноты. Находясь в темноте, я не чувствую себя в безопасности. В сиротском приюте люди приходили и уходили по ночам. Когда вставало солнце, некоторых детей не оказывалось на месте. С тех пор я никогда не чувствую себя в безопасности по ночам. Словно боюсь, что меня могут забрать, и никто этого не заметит»[107].

* * *

Во время ее недельного пребывания в больнице «Вестсайд» Лос-Анджелеса доктор Гринсон поставил своей пациентке диагноз «нервное расстройство». По его мнению, применение снотворного было совершенно бесполезно, поскольку не лечило причину болезни. Поэтому прежде чем отпустить Мэрилин заканчивать съемки фильма Джона Хьюстона, психиатр разработал с ней четкий план действий. Если Блондинка хотела наладить сон, она должна была вначале полностью прекратить употреблять лекарства на основе барбитурата. По мнению Гринсона, это было вполне возможно, если следовать советам другого врача, который облегчал процесс отвыкания. Естественно, при условии, что актриса согласится с программой лечения и будет с точностью ее выполнять.

Но добрые слова и самые тщательно разработанные планы в таких случаях бесполезны. Надо, чтобы желание выкарабкаться из трясины шло из глубины души пациента. Конечно, у Гринсона были некоторые основания надеяться. Он заметил, что, «если при первом контакте у Мэрилин можно было обнаружить очень тревожные симптомы наркозависимости, последующее исследование показало, что это не так». И добавил: «Она была способна все резко прекратить и не знала физических симптомов, связанных с ломкой»[108].

Еще одним средством, которое могло бы ей помочь, доктор считал применение другого лекарства. И именно синтетического снотворного, гидрата хлорала, очень популярного в шестидесятых годах. Поскольку этот препарат хорошо себя зарекомендовал как легкий в применении и не вызывающий сильного привыкания, он считался многими панацеей, идеальным средством, способным снизить наркозависимость.

Доктор Хайман Энджельберг, наблюдавший Монро начиная с 1960 года, работал вместе с Гринсоном. Последний хотел погрузиться в потемки подсознания Мэрилин, а в это же время Энджельберг должен был вводить ей как можно чаще гидрат хлорал, каждый раз уменьшая дозу. Со временем этот препарат должен был заменить нембутал, а затем и полностью его вытеснить.

* * *

Понимая всю важность лечения, Мэрилин превратилась в терпеливую пациентку. Она была уверена в успехе и довольна тем, что смогла наконец-то найти выход из одной из худших своих неприятностей. Поскольку впервые врач решил лечить непосредственно причины ее болезни, она согласилась играть в эту игру.

В письме подруге Поле Страсберг актриса очень хвалила своего терапевта: «Он — мой спаситель, мой союзник в борьбе с остальным миром»[109]. Даже Джордж Кьюкор признал в 1979 году, что Гринсон был единственным врачом, который ничем не навредил Мэрилин. И подтвердил, как и окружение звезды, что Мэрилин действительно его слушалась.

* * *

1962 год с психологической и медицинской точек зрения был довольно трудным.

Для того чтобы вернуться на большой экран, актриса принялась себя истязать. Решив постройнеть, она снизила ежедневное потребление пищи до шестисот калорий. Во всем себя ограничивая, она сбросила двенадцать килограммов за два месяца, которые предшествовали возобновлению съемок фильма «Что-то должно случиться». Это нанесло сильный удар по ее организму.

Словно бы этого физического испытания было недостаточно, и Мэрилин пришлось весной бороться с сильной инфекцией горла. Заболевание осложнилось тем, что она почти ничего не ела. В этот период доктор Хайман Энджельберг стал навещать ее значительно чаще. Но не для того, чтобы делать уколы гидрата хлорала, поскольку у больной и истощенной голоданием Мэрилин появились признаки анемии, а для того, чтобы «поставить ее на ноги»! И нашел средство для этого — счета Энджельберга это подтверждают. Речь идет об известной с 1926 года и весьма малоприятной процедуре: уколах вытяжки из печени, которые должны были восполнить нехватку витамина В12. (За две недели до кончины Мэрилин была вынуждена прервать беседу с журналистом из «Лайф», чтобы сделать укол.)