– Примерно?

– От 60 до 70…

– Во что одета?

– Балахон какой-то…

В разговор встряла дородная женщина средних лет, она бесцеремонно оттолкнула рыжего детину и заявила:

– Товарищ следователь…

– Тамбовский волк тебе товарищ, – пробурчал обиженный свидетель.

Женщина удостоила его таким ледяным взглядом, словно окатила ушатом колодезной воды, и продолжила:

– Преступнице было лет пятьдесят, но она явно молодится. На голове у нее был парик, выражение лица разъяренное, поэтому создавалось впечатление, что ее перекосило.

– Благодарю вас, – сказал Наполеонов внимательной свидетельнице.

Дед, шедший в булочную и остановившийся как раз в этом месте, где произошла трагедия, заявил, что жертва и нападавшие были знакомы. Так как дама называла парня Димой.

– А он ее?

– Заразой, – оживился старичок.

– Какой еще заразой? – изумился Наполеонов.

– Ну, он ей крикнул: «Отцепись, старая зараза!»

– Понятно, значит, все-таки старая…

Старичок кивнул.

– В общем, да. Но по существу не совсем верно.

– Что ж неверного?

– Если сравнивать возраст дамы с парнем, то старая. А если с моим, – крякнул он, – то молодая.

– И сколько, по-вашему, ей было лет?

– Пятьдесят с хвостиком.

– Кем она могла приходиться жертве?

Свидетели переглянулись.

– Матерью?

– Навряд ли. Хотя кто поймет этих современных матерей и их отпрысков.

– Да, – согласился старичок, – в наше время матери сыновей, как поросят, посреди улицы не резали.

– Хахаль он ей, – заявила женщина, – тут и гадать нечего.

– Да?

– Точно вам говорю, – женщина пощелкала пальцами, – из этих… А, вспомнила – из альфонсов!

Следователь поблагодарил граждан за помощь, сказал, что, возможно, понадобится побеседовать с ними еще раз. Документов при пострадавшем не было. Допросить его тоже не представлялось возможным. Из больницы поступила информация, что пострадавшего пришлось срочно оперировать и парень после операции еще не пришел в себя. Когда придет – неизвестно. Наполеонов попытался извлечь хоть какую-то информацию из вещей, найденных при пострадавшем. Расческа, носовой платок, зажигалка при отсутствии сигарет, связка ключей, бумажник, в нем купюры и несколько визитных карточек.

Наполеонов вздохнул – придется работать с визитками, иных зацепок не видно…

Подумав, следователь все-таки решил съездить в больницу, в которую доставили потерпевшего. Дежурный врач подтвердил, что состояние доставленного было очень тяжелым, после операции он лежит в реанимации и состояние его остается стабильно тяжелым. Наполеонову удалось упросить врачей пропустить его к потерпевшему на одну минуточку. Надев халат и бахилы, он поднялся наверх, в сопровождении заведующего отделением вошел в реанимацию, сел на придвинутый врачом жесткий стул и тихо проговорил:

– Здравствуйте, вы меня слышите?

Молчание было ему ответом.

– Что мы вам и говорили, – сказал доктор.

Наполеонов несколько мгновений рассматривал потерпевшего, потом встал и сфотографировал его на телефон. Он знал, что уж Легкоступова для получения эффектных фотографий сюда точно не пропустят. Врач сделал вид, что не заметил щелкающего мобильника, но нахмурился и попросил следователя на выход.

* * *

Мирослава тем временем отправилась знакомиться с друзьями погибшего Геннадия Лекарева.

Первого из них – Эдуарда Никитина – она застала дома. Дверь ей открыла приятная женщина лет сорока пяти. Внимательно выслушав и взглянув на удостоверение Мирославы, она сказала:

– Я мама Эдуарда, – и кивком головы пригласила ее войти. – Эдик завтракает на кухне, ему скоро ехать на работу, пройдите.

Никитина указала направление.

Мирослава сбросила полукроссовки и прошла. Кухня была небольшой, но сияла чистотой и благоухала ароматом кофе.

– Эдик, к тебе пришли, – бросила женщина из-за спины Мирославы и ушла.

– Я вас не знаю, – удивленно сказал парень, сидевший за столом, и привстал.

В одной руке он держал бутерброд с маслом, глаза его удивленно смотрели на Мирославу.

– Можно я присяду? – спросила она.

– Да, конечно.

– Я частный детектив, Мирослава Волгина. – Она развернула перед ним свое удостоверение.

– То есть вы не из полиции? – спросил он.

– Нет, меня наняла сестра Геннадия Лекарева Анастасия Федоровна.

– Хотите кофе? – спросил Никитин.

Мирослава кофе не любила, но понимала, что, если она откажется, разговора может не получиться. Поэтому она кивнула.

– Да, но без сахара.

Он налил ей кофе и пододвинул поближе масленку и хлеб.

– Спасибо, – улыбнулась она, но от бутерброда отказалась.

Мирослава сделала глоток из чашки, разрисованной алыми тюльпанами. Кофе был крепким и горячим.

– Анастасия Федоровна сказала, что Геннадий в тот вечер отправился к кому-то из друзей. К вам?

– Нет. Мы собирались у Кости Горячева.

– То есть Геннадий был в тот вечер в квартире Горячева вместе с вами?

– Да, мы были втроем. Вообще-то Костик живет с родителями, но они сейчас в доме отдыха. Может быть, ввиду их отсутствия мы и засиделись допоздна. Кто знает, если бы мы разошлись не так поздно, то Гена был бы сейчас жив, – добавил он грустно.

Мирослава не стала его утешать, вместо этого она спросила:

– Вы тоже были на машине?

– Да.

– Как вы думаете, что заставило Геннадия выйти из машины в столь поздний час?

– Я сам ломаю над этим голову и просто ума не приложу.

– Мог он, например, остановиться, увидев одинокую девушку?

– На него это не похоже, – вздохнул Эдуард, – Гена был не ходок. Для него никого, кроме Лиды, не существовало. Тем более что они планировали вскоре пожениться.

– Мог его кто-то остановить специально?

– Гена бы не остановился в столь поздний час.

– А если бы кто-то бросился ему под колеса?

– Ну, если только так… – задумчиво проговорил Никитин, – однако зачем было выходить из машины?

– Чтобы узнать, жив ли человек.

– Он скорее бы просто вызвал «Скорую» и стал ждать.

Мирослава в этом сомневалась, хотя и допускала такое развитие событий. Но все-таки 99 % из ста при наезде на человека выйдут из машины посмотреть, все ли с ним в порядке или требуется помощь. Скорее всего, и Геннадий поступил именно так. Если, конечно, действительно кто-то кинулся ему под колеса.