— Вот теперь я вижу, что мы сработаемся, — улыбнулся Вербицкий.

Блохин понял, что Вербицкий сам не верит в свой бред. Просто он хочет опустить партнера на землю и заставить мыслить шире. Была и другая сторона медали. Вербицкий понял главное — прямых улик против Наташи нет и уже не будет. Висяк! Им этого не простят, по головке не погладят. Назревает международный скандал, следствие приобретает политическую окраску. О смерти Таисии будет говорить вся Европа, а Россия должна будет признать несостоятельность своих следственных органов, не способных найти убийцу. Вербицкий находится на пике своей карьеры. Молодой, талантливый, энергичный — и уже «важняк». Ему есть что терять. Блохин уже давно не думал о карьере, через год на пенсию. Выше собственной головы не прыгнешь. И о звании полковника он не мечтал, без высшего образования погоны полковника не получишь. Выговоров в деле тоже хватало. Бить стекла чужих машин — семечки. Всевластный хозяин города многое себе позволял. Прощали.

— Сумеете выбить ордер на обыск дома Угрюмова? — спросил Вербицкий, садясь в машину.

— Достану. Только бы не облапошиться. Судья мне не простит промашки. Чего мы найдем? Поезд-то ушел.

— Ничего подобного. Угрюмов спокоен. Его никто не подозревает и не надо его убеждать в обратном. Наташа должна сидеть за решеткой: мы в ее вине не сомневаемся, а он лишь свидетель, который может нам помочь закрыть дело. Если мы его спугнет, то проиграем.

— Я вас понял, товарищ старший следователь по особо важным делам.

Алексея разбудил звонок. Он глянул на часы — два часа дня. Болела голова, вовсе не хотелось никому открывать дверь. Но придется. События развиваются слишком быстро, надо быть в курсе дела, готовиться ко всему. Впрочем, он был готов к самому худшему.

Алеша встал из-за стола и пошел открывать дверь. На пороге стоял Таин адвокат Игорь Стрешнев.

— Разбудил?

— Ничего. Что случилось?

— Не мог тебе дозвониться, решил приехать.

— Я отключил телефон.

— Уже догадался. Ты едешь на похороны?

— Когда?

— В три часа отпевание в кладбищенской церкви. Через час.

— Конечно, еду. Быстро вы все обтяпали.

— Хороним по православным обычаям, на третий день. Пришли к решению похоронить Таю на территории ее усадьбы, но отпевают только на кладбище. Труп следствию больше не нужен.

Адвокат прошел в мастерскую и осмотрелся. Он привык к роскоши, и обстановка его немного коробила. Алексей переодевался и продолжал расспросы.

— Я думал, ее похоронят во Франции.

— Так бы и случилось, если бы она умерла там своей смертью лет через сорок. Пока мы имеем дело с ЧП местного масштаба. Его не следует раздувать до окончания следствия, надо приложить все силы, чтобы избежать скандала. Совет директоров в курсе. Я говорю о директорах отелей на Лазурном Берегу Франции.

— Кто же теперь будет командовать этой братией?

— Понятия не имею. Во Франции у Таисии свои адвокаты и управляющие. Я занимаюсь только российскими делами.

Алексей поправил галстук.

— Я готов.

— Поехали. На улице стоит твой «Мерседес», которым ты не пользовался. На похоронах соберутся все ваши с Таей друзья. Ты не можешь приехать на своей колымаге, никто не знает об изменениях в ваших отношениях, и не надо им ничего знать. Ты наследник и должен оставаться вне всяких подозрений. Пересуды бомонда к хорошему не приводят.

Они вышли на улицу и сели в шикарную машину, адвокат взял на себя роль водителя.

— Я до сих пор не могу осознать случившегося, — помотал головой Алексей. — Собирался сегодня отмечать Наташин день рождения, а еду на похороны Таи. Наташа сидит в тюрьме. Одно мгновение, и весь мир перевернулся.

— В одно мгновение миллионер может превратиться в нищего. Наоборот случается реже. Жизнь вся состоит из мгновений, Алеша.

— Я хотел бы, чтобы ты взялся защищать Наташу, Игорь.

— Не возьмусь. Можешь меня уволить. Она убийца и должна понести наказание по всей строгости закона. Вот в прокуроры я бы записался.

— Ты же ничего не знаешь.

— И знать не хочу. Настя слышала разговор Таи и Наташи по телефону. Правда, только на пленке автоответчика, но это не имеет значения. Тая взяла чемодан с деньгами и поехала на встречу с ней. Больше ее живой никто не видел. Мне этого достаточно. Я привык честно служить своим хозяевам, и если они умирают, это не повод для предательства. У меня есть свои убеждения.

— Наташка не убивала ее и о деньгах ничего не знала.

— Куда же делся чемодан с полумиллионом долларов?

— Я думаю, что скоро все разъяснится.

— Не сомневаюсь. И в результате не сомневаюсь. Ты подумал, что делать с капиталом? Оставлять деньги в России или выводить за рубеж?

— Я не хочу заниматься чужими деньгами, Игорь.

— Они твои, такова воля усопшей. Команду можешь сменить, я не пропаду, имею богатый опыт.

— Никого я увольнять не собираюсь. Команду сколачивала Таисия, а она дураков и прохвостов при себе не держала. Работай как работал.

— Спасибо, хозяин. Тебе надо подписать кучу документов. Все готово. Можешь сделать это в любую минуту.

— Успеется.

— И не обижайся на меня за Наташу, Алексей. Я не могу переступить через себя. Ее судьба предрешена, ни один адвокат не возьмется ее защищать.

— Оставим эту тему.

— Как прикажешь.

В церкви было столько народу, что не продохнешь. Полированный дубовый гроб стоял у иконостаса с закрытой крышкой, на которой лежал венок из белых роз. При появлении Алексея и Игоря толпа расступилась. Батюшка размахивал кадилом и читал молитву низким хрипловатым голосом. Алексей узнал в нем отца Григория. В голове тут же прокрутилась сцена их последней встречи и эпизод со следами мотоцикла в кустах возле Чертова копыта. Возле церкви тоже собралась толпа и стояла вереница шикарных машин. Отдельные лица были знакомы Алексею. В их числе начальника криминальной милиции. Он чувствовал, как за ним наблюдают сотни глаз. Вдруг его будто что-то кольнуло. Алексей оглянулся и увидел женщину в толпе, шагах в десяти от себя. Она была вся в черном, в широкополой шляпе с нависающей на лицо вуалью.

Похороны походили на спектакль. Алексей не чувствовал того, что чувствуют люди, прощаясь со своими близкими.

— Где взяли этого попа? — спросил он, наклонившись к Игорю.

— Отец Григорий? Это его приход. Все покойнички проходят через его руки. Он единственный отпевала.

— Что ты о нем знаешь?

— Ничего. За три года это пятые похороны, на которых я присутствую, и всегда вижу только его.