– Минуту подожди. Я к тебе сам зайду.

Он и Сергей пришли через несколько минут.

– У ее подъезда стоит машина наружного наблюдения, все беспрерывно фиксируют. По их докладу, Фаина из особняка Сарибековых вышла ровно в половине девятого и сразу же поехала домой. Из дома никуда не выходила. Во всяком случае, из своего подъезда никуда не выходила.

Ого! Нас с Натальей она оставила в половине восьмого и сказала, что на сегодня работу закончила и поехала домой. Сама же где-то в особняке целый час болталась. Но это всем знать не обязательно.

– Значит, так, поезжайте за ней. Обыск сейчас не делайте, так только, поверхностно все осмотрите. Ей ничего не объясняйте. Пусть витает в догадках. А уж я ее тут распотрошу, как Тузик грелку. Расскажет она мне, Иудина, за сколько серебряников хозяина продала.

– Поехали, что ли? – хлопнул Сергея по плечу Щукин.

– Всегда готов! Геннадьевич, «Лексус» дашь?

– Молод ты еще на таком автомобиле разъезжать. Где-нибудь стукнешь, я ввек перед хозяйкой не оправдаюсь.

Они демонстративно многозначительно переглянулись, мол, знаем, знаем, кто хозяйка! И знаем, во сколько часов она тебе свою машину отдала. Но у профессионалов не принято лезть в чужие дела. Ехидно переглянуться можно. Но не более.

– Ладно, так доедем. Скромность – норма жизни. Не привыкать! – и они ушли.

Я налил себе и гостье кофе, оба закурили.

– У тебя есть какие-нибудь мысли, за что его могли убить?

– Понятия не имею. Я в его дела нос не совала.

– А ты-то теперь что делать будешь?

– Про то, что я с ним спала, много народу узнает?

– Да нет. И то все же молчать будут. Слухи, конечно же, пойдут, но быстро стихнут. Да и так, конкретно про тебя же, никто говорить не будет.

– Жалко Ралифа, хороший дядька был. Прикольный такой папик, все время что-нибудь новое выдумывал. – Она искренне тяжело вздохнула. – Накрылось все теперь медным тазиком.

– Давно у вас это с ним?

– С конца весны прошлого года. Я как раз девять классов заканчивала.

– Девять классов – это по-новому? По-старому, значит, восемь? Недурно. Квартир много сменили?

– Эта третья.

– И все-таки, теперь чем будешь заниматься?

– Как училась в школе, так и буду учиться. Из моих знакомых ведь про него никто не знает. Даже отец не знал до убийства. Он, конечно, понимал, что я с взрослым мужиком встречаюсь, но с кем, не знал. Жила же я до Ралифа. И без него проживу. Мне, кстати, завтра утром что следователю этому рассказывать? Все подробно?

– Так, все в общих чертах. Сенатору ты теперь хуже не сделаешь. Ему, покойнику, уже все равно. Так что остаешься только ты. Скажешь, да, мол, встречалась с Ралифом Сарибековым. Были, мол, между нами интимные отношения, ну и что? Я на него не в претензии. Ну, так, обо всем понемногу. Сильно они тебя за язык тянуть не станут. Про то, что он тебе деньги платил, молчи. Мол, у вас все так было, полюбовно. Про подарки его тоже молчи, а то отберут.

– Правда могут отобрать? И телефон отберут?

– У нас все могут. Про телефон скажи, что сама купила. Все равно проверить не смогут. Спросят, почему такой дорогой, скажешь, год на него копила, на школьных завтраках экономила.

Резко перебив нашу беседу, зазвонил мой телефон. От неожиданности Маша вздрогнула, а у меня появилось мерзкое предчувствие: упустили Фаину. Успел ведь кто-то ее предупредить. Ищи теперь ветра в поле!

– Геннадьевич, – ровным спокойным голосом сказал Щукин, – думаю, тебе надо самому сюда подъехать. Так что ты сам собирайся, адрес знаешь?

– Упустили?

– Как тебе сказать, в общем-то, да, упустили. Навсегда упустили.

– Навсегда?

– Теперь уже да. Саша, она лежит посреди прихожей мертвая, задушенная удавкой. Убийца даже веревку с шеи снимать не стал, сволочь. Приезжай, сам все увидишь. Я следователя районной прокуратуры уже вызвал. Пока шуму большого поднимать не станем, мол, обычное убийство. Давай, дорогой, ждем тебя.

В доме напротив, где горело одно окно, вдруг засветилось второе. С минуту я подождал, не загорится ли третье. Нет, пока только два. В этой пьесе пока только два покойника.

Первая мысль: если бы я смог пораньше поговорить с Машей, то, может, мы и опередили бы убийцу. Хотя ерунда все это. Может, успели бы, может, и нет. Чего гадать? Пока ничего не ясно. Опять одна муть.

Мысль вторая: куда мне девочку девать? Ее ведь нельзя одну оставить в кабинете. Поехать с ней на убийство? Опять-таки, не в квартиру же с ней заходить? Оставить одну в автомобиле? Это как в детской загадке про волка, козу и капусту. Пока будешь перевозить через реку капусту, волк съест козу. Повезешь волка, коза съест капусту.

– Еще кого-то убили? – позевывая, спросила Маша, которая слышала разговор.

– Собирайся, поедем, проветримся.

– На убийство? Я покойников боюсь. Правда боюсь. А кого убили? Там страшно будет?

– Ты собралась, мать твою?! Едем!

Фаина жила в пятиэтажном панельном доме по улице Кропоткина. Я припарковал «Лексус» за автомобилем, судя по всему, судебно-медицинского эксперта. Перед нами ровной колонной, означающей, что произошло серьезное преступление, вдоль всего дома расположились разномастные авто: дежурной части местной милиции, прокуратуры, чей-то частный старенький «Ниссан» и приданная нам «Тойота», на которой приехали Сергей и Щукин. Окинув взглядом дворик, я заметил стоящую в стороне машину, в салоне которой мерцал огонек сигареты. По всей видимости, это был автомобиль секретной группы наружного наблюдения. Команда покинуть объект им еще не поступила.

Простучав колесами, особенно отчетливо слышимыми ночью, где-то недалеко прошел железнодорожный состав. Глубоко во дворах закричали пьяные подростки, потом наигранно взвизгнула девушка. Стал накрапывать дождик, который сопровождал меня практически каждый день этой командировки, словно я не в Новосибирске, а где-нибудь в Амстердаме.

Пригрозив Маше ничего не трогать и на всякий случай заперев ее в автомобиле, я поднялся на третий этаж второго подъезда.

Как всегда в таких случаях, дверь в квартиру, где произошло убийство, была нараспашку. Двое оперов, вместо того чтобы совершать поквартирный обход, покуривали на лестничной площадке. Меня они приняли за приехавшее с проверкой руководство, но я жестом покровительственно разрешил им продолжать. Все равно обход ничего не даст. Да еще ночью. От разбуженных жильцов только нецензурной брани наслушаются.

Труп Фаины был не в коридоре, а скорее на входе в зал или между ними. Одета она была в домашний халат, рядом лежали свалившиеся с ног тапочки. Шею ее все еще обвивала двойная бельевая веревка с узлами на концах, использовавшаяся убийцей в качестве удавки. Картина была, в общем-то, ясна. Некто позвонил в дверь, представился, и так как Фаине был знаком, она его впустила. Как только женщина повернулась к входной двери спиной, намереваясь пройти в зал, убийца накинул ей через голову удавку и, перехлестнув веревки крест-накрест, резко потянул правую руку на себя, фиксируя левой шею. Шансов оказать сопротивление у нее не было. Смерть наступила очень скоро, но еще скорее наступила потеря сознания.