Дейрдре… Плач по Дейрдре… Да, отец Мэттингли плакал по ней,и никому, кроме Бога, не дано знать, сколько слез он пролил и почему. Но сам онникогда не забудет – все эти годы он помнил и будет помнить исповедь маленькойДейрдре, услышанную в душной деревянной кабинке. Откровенный рассказ девочки,обреченной впоследствии заживо гнить в увитом плющом доме, в то время как мирза его стенами стремительно несся навстречу своему проклятию.

Просто пойти туда… Нанести визит… Возможно, это будет своегорода безмолвная дань памяти маленькой Дейрдре. Нет, не стоит стараться связатьвсе эти события воедино. Но ведь упоминание о дьяволе, сорвавшееся с устребенка, все эти годы эхом отдавалось в ушах священника: «Стоит вам увидетьтого человека – и вы пропали!»

Отец Мэттингли решился. Он надел черный плащ, чернуюрубашку, пасторский воротничок и вышел из прохладной благодаря кондиционерукомнаты дома приходского пастора на раскаленную зноем узкую мостовуюКонстанс-стрит, стараясь не обращать внимания на траву, пробивавшуюся сквозькаменные ступени церкви Святого Альфонса, и на разрисованные стены старой школы.

Не глядя по сторонам, старый священник быстрым шагом прошелпо Джозефин-стрит и завернул за угол. Перед его мысленным взором одна за другоймелькали картины прошлого. Миновав всего лишь пару кварталов, отец Мэттинглиочутился как будто совсем в другом мире: палящее солнце исчезло вместе с пыльюи уличным шумом.

Окна, закрытые ставнями, тенистые террасы… Негромкий шелестводы, струящейся из разбрызгивателей на газонах, раскинувшихся за узорчатымиоградами. Густой запах суглинка, на котором растут тщательно ухоженные кустыроз.

Все это замечательно, но что он скажет, когда придет туда?

Жара сегодня не столь уж и изнурительная для здешнегоавгуста. И все же молодой священник из Чикаго был прав: выходя из дома,чувствуешь себя очень легко, но постепенно твоя одежда все тяжелеет и тяжелеет…

Знать бы, что думает эта молодежь о царящем вокругзапустении. Что толку рассказывать им о том, как все здесь когда-то было. Носам город и этот старый квартал – они остались такими же прекрасными, как ипрежде.

Наконец над кронами деревьев показалась стена домаМэйфейров, вся в ржавых потеках, с облупившейся краской; двойные трубы на крышесловно упираются в плывущие облака. Такое впечатление, что плети растений,обвивающие старое здание, тащат его в глубь земли. Со времени его последнеговизита прибавилось ржавчины на розетках ограды. А сад превратился в настоящиеджунгли.

Священник замедлил шаги – ему действительно не хотелосьпереступать порог этого дома. Едва ли порадует глаз и заросший сорняками сад,где олеандры и китайские ягоды безуспешно борются с травой, выросшей едва ли нев человеческий рост. Отцу Мэттингли неприятен был вид гниющего во влажномклимате Луизианы дерева террас, вся краска с которых облезла.

По правде говоря, ему неприятно было даже находиться в этомтихом, пустынном квартале, где единственными живыми существами, казалось,оставались лишь насекомые и птицы, а деревья и кусты почти полностью заслонялисобой солнечный свет и голубизну неба. Скорее всего, когда-то здесь былоболото. Рассадник зла.

Нет, он не должен так думать. Что общего у зла с Божьимтворением – землей – и всем, что произрастает на ней, даже если это джунглизапущенного сада Мэйфейров?

И все же священнику постоянно вспоминались весьма странныерассказы о женщинах этого рода, которые ему довелось неоднократно слышать втечение многих лет. Как еще называть колдовство, если не поклонением дьяволу? Ичто считать худшим грехом: убийство или самоубийство? Да, зло прочнообосновалось здесь. Отец Мэттингли вновь слышал шепот маленькой Дейрдре. Прислонившиськ чугунной ограде, он пристально всматривался в нависавшие над головой черныеветви дубов и как будто кожей ощущал окутывающую это место атмосферу зла.

Священник отер платком лоб… В те давние времена маленькаяДейрдре призналась на исповеди, что видела дьявола. Отец Мэттингли слышалсейчас ее голос столь же ясно, как несколько десятков лет назад. Он слышал звукее шагов, когда малышка выбегала из церкви – прочь от него, от того, ктооказался не в силах ей помочь.

Но все это началось раньше – в один из неторопливотянувшихся дней… Точнее, в одну из пятниц. Сестра Бриджет-Мэри позвонила ипопросила кого-нибудь из священников поскорее прийти на школьный двор. Опятьиз-за Дейрдре Мэйфейр.

Отец Мэттингли тогда только что приехал на юг послеокончания семинарии в Кёрквуде, штат Миссури, и еще ничего не знал о Дейрдре.

Он довольно быстро нашел сестру Бриджет-Мэри. Монахинястояла на асфальтированном дворе позади старого здания приходской школы. Какимевропейским показалось тогда ему это место, печальным и по-странномупривлекательным: потрескавшиеся стены, чахлое деревце и деревянные скамейкивокруг него.

В тени здания дышалось легко. И тут молодой священник увиделплачущих маленьких девочек, которые сидели на скамейке. Сестра Бриджет-Мэридержала за запястье одну из них – бледную, буквально белую от страха идрожащую. Но даже в испуге она была красива: пропорционально сложенная хрупкаяфигурка, огромные голубые глаза на худеньком личике и черные волосы, длиннымизавитками спускающиеся вниз и подрагивающие у щек.

Весь пол вокруг скамейки был завален цветами: крупнымигладиолусами, белыми лилиями, листьями зеленого папоротника и даже большими,удивительной красоты красными розами – словно из дорогого цветочного магазина.Но такое количество…

– Вы видите это, отец? – воскликнула сестраБриджет-Мэри. – И у них еще хватает наглости утверждать, будто это ееневидимый друг – должно быть, сам дьявол – прямо у них на глазах рассыпал цветыпо земле и даже вложил ей в руки! Маленькие воровки! Да они просто украли цветыиз алтаря церкви Святого Альфонса!

Девочки подняли страшный крик. Одна даже затопала ногами. Ивсе хором с какой-то непонятной злостью не переставали повторять:

– Мы видели, видели, видели!!!

Они хором всхлипывали и буквально задыхались от слез.

Сестра Бриджет-Мэри прикрикнула на девочек и велела имнемедленно замолчать. Потом встряхнула ту, которую держала за руку, ипотребовала от нее чистосердечного признания. Но девочка молчала и словно быпребывала в шоке. Обратив умоляющий взгляд на отца Мэттингли, она стояла сшироко открытым ртом, но при этом не издала ни звука.

– Подождите, сестра, прошу вас, – с этими словамисвященник осторожно высвободил руку девочки из цепких пальцев монахини. Малышкаизумленно глядела на него и почти не сопротивлялась. Отцу Мэттингли хотелосьвзять ее на руки и стереть с личика грязные потеки от слез. Но он сдержал свойпорыв.