— Спасибо тебе, отче Николае! — зашептали губы сами собой. — Только благодаря тебе, твоей помощи я жив до сих пор. Спасибо! — уже не в первый раз появилось удивительное чувство, как будто святой находится совсем рядом. Ты не слышишь его, не видишь, но на душе становится тепло, в ней поселяется покой и умиротворение, как это бывает после общения с близким любимым человеком. Эту ночь я проспал глубоким крепким сном, без сновидений.

* * *

В последний раз у дома Распятого наказание наставника было особенно сильным… Я очнулся лежащим на мостовой с разбитым в кровь лицом, голова сильно болела, суставы нещадно ныли, будто их выкручивали. С трудом я добрался до дома, допил из горлышка остатки водки в чекушке и рухнул на кровать. В последнее время в моей жизни все меньше и меньше радости, наставник все чаще и чаще требует от меня выполнения его приказов, все меньше и меньше вещей я делаю по собственной воле, все горше вспоминать свою беззаботную юность, когда бабушка была еще жива, когда я еще не сделал окончательного рокового шага…

На следующий день в 11.45 я спускался в подвал. Мастер уже был там, он сидел за угловым столиком, прихлебывая кофе из большой кружки.

— Ну, чем похвастаешься, — последовал вопрос, не успел я еще усесться на стуле.

— Плохо, — состроил я скорбную физиономию, — я не оправдал ваших надежд, раздобыть Крест мне не удалось.

Повисла длинная пауза, два сверкающих злобой глаза сверлили меня насквозь.

— Насилия и не будет, не будет, не будет, — неожиданно забормотал Варгот, — он сделает выбор сам, сделает сам, сделает сам…

— Не понял, это вы мне? — поинтересовался я.

Варгот словно стряхнул с себя оцепенение:

— Нет ничего, ерунда. Да… Так о чем мы… Ну не смог достать Крест — это ерунда. Будем считать, что это задание останется за тобой.

— А как же инициация? — опешил я.

— А наставник на что? — лицо Мастера исказила жуткая усмешка, он полез в карман и вытащил позолоченный Крест на массивной цепочке. — Вот это сегодня передал мне ты, успешно выполнив задание, поздравляю! — опять раздался дикий хохот. — Ну что, брат, до послезавтра? — два злых глаза не мигая смотрели на меня.

— Я не хочу проходить инициацию и становиться членом вашего братства, — с усилием, медленно, почти по слогам произнес я. Мне казалось, что сейчас небо упадет на землю. Я был готов к крику, гневу, побоям, к чему угодно, но только не к тому, что произошло.

— Ну что же, сатана никого не неволит. Это твой выбор. Но учти, выбор этот тебе сделать суждено лишь один раз, больше такой возможности уже не представится. Все преимущества жизни с нами я тебе описал, кое-что немногое ты увидел сам. Как живут хрюсы, ты тоже видел. Иди, думай, завтра вечером я сам приеду к тебе.

Мое удивление длилось не слишком долго. «В конце концов все благополучно закончилось, и нечего голову ломать над этим», — подумал я.

На следующий день утром я пошел в школу. Маша опять не давала мне прохода, она очень изменилась: под глазами появились темные круги, взгляд потух, а из глаз изливалась нечеловеческая тоска.

— Что ты со мной сделал? — услышал я в очередной раз вопрос, заданный тихим изможденным голосом. — Я ничего не хочу и не могу делать — ни спать, ни есть, ты меня заколдовал как будто. Отпусти меня, Коленька, ну пожалуйста, я так больше не могу, поверь!

— Маша, если бы я мог. Ты попробуй в церковь сходи, может, там тебе помогут, а я ничего не смогу для тебя сделать, сам попал так, что дальше некуда…

Я шел домой не спеша, размышляя о своей жизни. Что теперь делать, что будет с бабушкой? Я понимал, что обратно ничего не вернешь, и прежней жизни уже не будет, хотя… Отец Николай говорил что-то о возможности покаяния, в котором человек очищается от всего скверного, что совершил в жизни. Надо будет съездить к нему, посоветоваться. Мысли мои прервал женский крик из соседнего двора-колодца. Не раздумывая, я бросился туда. Моему взору открылась отвратительная картина: пятеро подонков пытались затащить в подвал молоденькую девчушку, почти еще ребенка. Двоих из них я узнал, это были парни из соседнего подъезда: нигде не работающие восемнадцатилетние алкаши. С одним я был даже знаком — здоровались при встрече. Он меня тоже узнал.

— Ты, Колян, шел бы отсюда подобру поздорову, а то дружбаны мои сегодня не в настроении, — его пьяные глаза были налиты кровью.

— Вован, ты же меня знаешь, я не уйду и постоять за себя сумею, убирайтесь-ка вы сами, да побыстрее.

Державший девочку парень отпустил ее, и она стремглав бросилась наутек. Только сейчас я обратил внимание, что он один значительно старше всех остальных. На вид ему было не меньше тридцати, лицо украшал безобразный шрам, а руки были покрыты татуировками.

— Я, петушок, вчера только с зоны откинулся, баб семь лет не видел, а ты мне весь кайф сломал. Придется отвечать! Его голос был сиплым, а глаза горели нешуточным огнем, на губах блуждала нахальная ухмылка. Недолго думая, я угостил эту смеющуюся физиономию хуком справа — это был мой коронный удар, который и сейчас удался на славу: парень упал навзничь и лежал, не двигаясь. Повисла секундная пауза. Опомнившись, дружки поверженного «делового» набросились на меня. Я отбивался как мог, но силы были явно неравны. Вскоре очухался и бывший зэк, который в этой компании явно был заводилой.

— Ах, сука! — орал он во все горло, — кончай его! — я был не в силах сопротивляться. Мне скрутили за спиной руки, а зэк начал избивать меня ногами.

— Вали его на землю! — Приказал зэк. Меня прижали к земле так, что не мог пошевелиться. Зэк медленно приближался, неся в руках огромный булыжник. — Ну вот и все, птенчик, настал тебе конец.

Вдалеке раздался вой милицейской сирены. Звук быстро приближался.

— Корень, валим! — Один из державших меня парней побежал к арке.

— Ну ладно, птенчик! — Зэк отбросил булыжник в сторону. — Я не прощаюсь, тебе все равно не жить, сука!

Через полминуты во двор вошли трое милиционеров.

— О, опять алкаши что-то не поделили! — сержант всем своим видом изображал глубочайшее презрение.

— Товарищ сержант, тут было пятеро подонков, они хотели девочку изнасиловать, я вступился, а они решили мне отомстить, я знаю двоих из них, они в соседнем дворе живут.

— Слышь ты, у меня таких товарищей нет, не было и не будет. Ты мне еще расскажи, что ты английскую королеву спас, — двое других милиционеров громко заржали. — Значит, так: заниматься вашими разборками я не стану, мне и смотреть на тебя противно. Мы сейчас тихонечко уйдем, а ты и думать забудь, что есть такая организация, как милиция. Решишь кинуть заяву — пожалеешь!

Я сидел на полу и смотрел на удаляющиеся спины «народных защитников».

Часа через 2, приняв ванну, я сидел на кухне и заклеивал ссадины на лице, вооружившись бабушкиным маленьким круглым зеркалом на подставке. На душе было настолько мерзко, будто туда не просто наплевали, но устроили общественный туалет. Самым страшным во всей этой ситуации было то, что эти подонки, похоже, на самом деле не уймутся, а ждать помощи было неоткуда.