Его охватил ужас. Джерард вырос сыном самого могущественного человека в Индии, жестоким отцом без малейшего следа любви в сердце. Он приучил себя к одиночеству, обрел закованную в железо внутреннюю силу. Но в темноте, втиснутый в этот ад человечества, где не было места даже для того, чтобы пот бежал между ними, он чувствовал себя так, словно сама его душа была раздавлена в пух и прах.

Констанция стояла в нескольких футах от него. Она могла бы протянуть руку и дотронуться до Джерарда. Но ее руки были прижаты к бокам, и она не могла видеть его в темной толпе. Она тоже чувствовала себя ужасно одинокой. Тео бросил ее. Навабу было все равно, жива она или мертва. Стражники будут держать пари на ее жизнь, а мужчины вокруг нее втопчут ее в камни, если это будет означать спасение для них самих. Никогда прежде она так полно не понимала абсолютного безразличия Вселенной. Не было ни благодати, ни искупления. Никто не заботился о ней.

Вместо отчаяния, ужасная реальность заставила ее разозлиться. Гнев заставил ее почувствовать себя живой. Она лелеяла ярость, как искру в трутнице, единственную уверенность в обломках своего духа. Она не позволит навабу победить. Она не позволит Тео сбежать, пока она погибает. Она бросит вызов им всем. Она выйдет из этой камеры живой, даже если все остальные будут мертвы. А потом, когда она будет свободна, она никогда больше не даст ни одному мужчине власти над собой.

Людской поток, будораживший толпу, загонял ее внутрь, подальше от окон и надежды на приток воздуха в темный, мертвый центр комнаты. Она отбивалась, толкаясь и извиваясь. Вес был неумолим. Из темноты появились каменные лица. Над ней склонился старый шотландец по имени Диган, один из купцов, которых она знала по губернаторским банкетам. Его руки непроизвольно погладили ее грудь сквозь мокрую ткань платья. Он наклонил голову и открыл рот, словно собираясь поцеловать ее. Она отпрянула, но деваться было некуда. Его губы коснулись ее губ, такие теплые, что ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что в них почти нет жизни.

Она попыталась закричать, но в легких не хватало воздуха. Она попыталась вырваться, но он был прижат к ней, настойчивый, как любовник. Она наклонила голову в сторону, так что его лицо уткнулось ей в плечо. Он повалился на нее, угрожая задушить.

Искра гнева превратилась в пепел, превратившись в ужас. Она никогда не сбежит. Она видела, что судьба, которая привела ее сюда, закручивает винт в ее жизни, и теперь она должна была закончиться. Ее сердце бешено колотилось. Ее грудь тяжело вздымалась.

Она просунула ногу между ног умирающего и подняла ее, пока не почувствовала его колено. Со всей силой, которую она могла призвать, она топнула вниз. Его рот искривился в беззвучном крике. Констанция топнула ногой еще раз и еще. Кость хрустнула, нога подогнулась. Диган опустился на пол. Теперь она могла освободить свои руки. Она положила их ему на плечи и толкнула, заставляя его скользить вниз по ее груди, пока он не достиг пола.

Он опустился перед ней на колени. Его умирающие глаза смотрели вверх, умоляя ее о пощаде. Ее сердце дрогнуло, но лишь на мгновение. Она должна была жить.

Она пинала и толкала его, пока он не исчез в темноте у ее ног. Она забралась на его распростертое тело, приподнявшись над массой людей и наслаждаясь несколькими пьянящими секундами воздуха и пространства вокруг себя. Ей и в голову не приходило, что она убила человека.

Ночь продолжалась, и все больше людей становились вялыми, восковыми и умирали. Когда каждый человек умирал, его кишечник открывался, выпуская ядовитые жидкости. Пол превратился в озеро крови, пота, рвоты, мочи и фекалий, запачкавших их лодыжки. Воздух был спертый, и люди падали в обморок от дыхания, падали и тонули в лужах прогорклых испарений.

Расталкивая живых и топча мертвых, Джерард сумел пробиться к высокому зарешеченному окну в стене. Оживленный воздухом снаружи, он обладал достаточной энергией, чтобы отбиться от любого, кто пытался его вытеснить. Он высосал пот из рукава рубашки, чтобы смочить язык.

В конце концов он впал в полное оцепенение. Он был не совсем мертв, но уж точно не жив, не бодрствовал, никогда не спал, а находился в полубессознательном состоянии в месте стазиса перед смертью, цепляясь за оконные решетки, как потерпевший кораблекрушение моряк. Жив он или умер, ему было все равно. Он входил в ад.

•••

Стражники пришли еще до рассвета. Голова Джерарда поникла, перед глазами поплыли образы, ужасные видения утраты и разрушения. Он едва мог сосредоточиться на реальности в изменчивом кошмаре. Он подумал, что стражники снова пришли поиздеваться, но тут услышал звон ключей. Они громко хлопали дверью. Они не могли открыть ее из-за груды трупов, которые плотно закрывали ее. Он пополз к ней, переползая через мертвецов на три-четыре метра вглубь. Он попытался отодвинуть скользкие трупы, преграждавшие выход, но был слишком слаб.

Кости сломаны, плоть была раздавлена, конечности искривлены под неестественными углами. В конце концов стражники распахнули дверь достаточно широко, чтобы в нее мог пройти человек. Джерард выполз наружу, глотая воздух так глубоко, что его вырвало. На плацу блестела свежая роса. Он бросился на нее, лежа на животе и отчаянно облизывая траву.

За его спиной между их похитителями разгорелся яростный спор. Один из джеммаутдаров - тот самый, что накануне предложил ложное перемирие, - ругал стражников. Наваб не хотел, чтобы это случилось. Слуги из касты неприкасаемых уже вытаскивали тела и бросали их на ручные тележки. На них обрушились тучи мух.

Джеммаутдар стоял над немощными выжившими, скрестив руки на груди и скривив губы от отвращения. Полуобнаженные, перепачканные грязью, они были почти неотличимы от мертвых. Джерард насчитал их двадцать три.

Двадцать три из ста сорока.

Констанс среди них не было. Он не горевал о ее потере - он не чувствовал ничего, кроме чистого облегчения от того, что остался жив. Ему показалось, что он видел ее тело, брошенное в одну из повозок, но он не был уверен. Он хотел бы помнить ее такой, какой она была, но предпочел бы стереть все воспоминания.

Джеммаутдар что-то говорил. Его охранники двинулись через оставшихся в живых, вытаскивая Холуэлла и четырех старших солдат роты. То ли они не узнали Джерарда, то ли не знали, кто он такой.