Я ведь хорошо умею дышать, не так ли?

Воскресенье, 28 октября

Очевидно, мне пора прекратить так убиваться из-за оценки моей работы.

«Спасибо, любимая».

Это одна из причин, почему я так сильно люблю Элис: она всегда знает, как до меня достучаться. Она убеждает меня, что, разумеется, я командный игрок и что они (старшие врачи-партнеры) просто стараются сделать из меня максимально хорошего терапевта.

Оказывается, это была конструктивная критика.

Я киваю, растянувшись на диване с подушкой на лице. Затем, нажимая на все нужные кнопки, она объясняет, как ей очень (это слово она подчеркивает) неприятно видеть, что я так быстро сдался. Она просит меня хоть что-то с этим сделать.

Она не просто нажимает на кнопки, но с силой давит на них.

Элис знает, что внутри чрезмерно уверенного в себе человека, чья уверенность граничит с заносчивостью, живет тот, кто пасует при малейшей критике. Она раскрывает мне глаза, когда я сам не могу это сделать. И она права: надо встряхнуться и продолжить работать, стараясь бороться с недостатками, на которые мне указали. Я смотрю на Уильяма: он ничего мудрого не говорит. Вместо этого он тычет пальцем в лужицу собственной рвоты на ковре.

Очаровательно.

Понедельник, 29 октября

Я согласен с тем, что это выглядит противно. Ноготь на большом пальце правой ноги Дэниела толстый, желтый и, вероятно, поражен грибком. Я объясняю, что нам сначала придется отрезать кусочек ногтя, чтобы подтвердить диагноз, прежде чем я смогу назначить сильный противогрибковый препарат. Он может сделать это дома самостоятельно. Несмотря на обучение работе с острыми предметами, считается, что терапевты недостаточно квалифицированы, чтобы стричь ногти. Пока же пациент может продолжать пользоваться противогрибковым лаком, чтобы сдержать распространение грибка.

«К счастью, сейчас недостаточно жарко, чтобы носить сандалии», — говорю я, пока он надевает носок, а я приступаю к заполнению карты. Кабинет наполняется вежливым смехом относительно незнакомого мне человека, и я бросаю взгляд на его шестилетнего сына, чтобы посмотреть, смеется ли он. Ничего подобного. Он прекрасно вел себя во время консультации: спокойно читал книжку в углу и ни разу не пискнул. Будет здорово, если Уильям потом начнет вести себя так же.

«Ничего, если моя жена Наталья завтра занесет мой ноготь за меня?»

Температура в кабинете резко повышается. У меня по шее побежали мурашки. Имя Наталья не очень распространено в этой части страны, и я знаю только одну женщину с таким именем. Пока Дэниел занят завязыванием шнурков, я тайно проверяю, кто еще из моих пациентов живет по этому адресу.

Да, действительно она. Это значит, что я сижу напротив человека, который оскорбляет, избивает и унижает ее. Я продолжаю печатать, борясь с непреодолимым желанием разбить клавиатуру о его голову. Затем я заставляю себя ответить: «Конечно, нет проблем».

Их сын, чье имя я вспомнил (Итан), поднимает глаза от книги. Я гадаю, ведет ли он себя тихо, потому что боится. На нем футболка. Я осматриваю его руки на предмет синяков. Их нет. Конечно, это не полный осмотр, но в данном контексте так лучше, чем совсем ничего. Я забрасываю врачебную удочку и спрашиваю, хорошо ли они с женой провели выходные. Он отвечает непринужденно и немногословно. Минус работы врачом в том, что не можешь выбирать, кого лечить. В идеале ты должен относиться ко всем одинаково, независимо от того, насколько мерзким, агрессивным или подлым является пациент. И да, хотя это кажется неправильным во всех отношениях, я должен относиться к нему так же, как я хотел бы, чтобы относились к членам моей семьи. Мне остается лишь мечтать о том, как из клавиатуры вылетят клавиши М, Р, А, З и Ь, когда она ударится о его висок.

Я поднимаюсь, пожимаю Дэниелу руку, даю пять Итану и говорю, что с нетерпением жду нашей следующей встречи. Потом я сажусь и строчу еще одно письмо в социальные службы с просьбой как можно быстрее связаться с Натальей.

Вторник, 30 октября

Сегодня у нас с Элис годовщина свадьбы, и это первая годовщина после рождения Уильяма. Любые идеи о романтике и соблазнении лежат у меня на сердце мертвым грузом. В 19:20 мы, физически и эмоционально изможденные, сидим на диване в испачканных детской смесью пижамах и смотрим передачу по ВВС. Вместо романтического ужина у нас пицца и мороженое.

Мы обсуждали праздничный секс, но оба предпочли ему сон.

Среда, 31 октября

Последний пациент уходит почти в 17:40, когда на улице начинает смеркаться. Мистер Кинг пожимает мне руку и благодарит за «Виагру». Я желаю ему хорошо провести время, а потом сажусь и наблюдаю, как мой ноутбук выключается со скоростью, ожидаемой от компьютера, предоставленного Национальной службой здравоохранения. Я чувствую спокойствие. Теперь у меня есть время подумать об оценке своей работы, проведенной восемь дней назад. Дементор, доктор Фил и Джаспер были правы. Моя реакция была очень глупой.

Я был неправ. Думаю, мне следует обращать больше внимания на мнение своих коллег и их советы. Я стал слишком самоуверенным. Оглядываясь назад, я благодарен им за их слова, хотя сначала мне было нелегко это принять. В конце концов, чего плохого в том, чтобы пытаться (хотеть) стать лучше как врач? Это всегда должно оставаться моей целью. Я понимаю, что для ее достижения нужно не только критически оценивать свои поступки, но и уметь выслушивать публичную критику (а еще давать себе время обдумать ее, прежде чем поступить опрометчиво). Я всегда старался избегать критики.

Уильям, ты заставил меня повзрослеть, не так ли?

Четверг, 1 ноября

Не думаю, что у меня получится говорить о прелюдии медицинским языком. Лея смотрит на меня, и на ее лице отражается смущение родителя, который впервые пытается поговорить о сексе со своим ребенком, не понимающим аналогию с кроличьей норой. Ее проблема довольно проста: у ее нового парня Грэга огромный пенис, и ей больно заниматься с ним сексом. Она ростом чуть выше полутора метров, что, очевидно, только усугубляет ситуацию. Это настолько большая проблема, что их шестимесячные отношения начали портиться.

Я сочувственно киваю, думая, что такой проблемы у меня точно никогда не будет. Сегодня Лея сидит напротив меня одна: Грэг, вероятно, не смог бы протиснуться через дверной проем со своим монстром (одна из дверных петель в данный момент сорвана). Я не могу придумать, что ей сказать.

Мне так жаль, это просто ужасно! Бедная ты, бедный Грэг!

Любые слова кажутся мне неуместными. Можно ли эту проблему считать медицинской? Я тихо вздыхаю, понимая, что она действительно медицинская, особенно если учесть, что в своей работе я применяю комплексный подход к здоровью своих пациентов. Все еще не находя нужных слов, я прибегаю к типичному для терапевтов киванию головой, что позволяет мне выиграть немного времени, но, похоже, недостаточно. В итоге я становлюсь виновником самой медленной в мире групповой автомобильной аварии.