очень странное ощущение, от которого лишь слегка отвлекает жутко изумленный вид бедолаги Аносова, не готового морально к новым зрелищам. Как и голова высунувшейся наружу из моей груди Юльки, величественно заявившей:

— Всё, Вить! Я готова! Бежим искать!

И мы побежали. Вдвоем. Не рыжего же с собой брать, он как раз больше пользы принесет, сидя на месте и обзванивая участки, больницы, морги…

Как уже говорил, город был один в один как мой «бывший», так что поиски мы начали с самого прозаичного места, набережной. Благодаря приклеенной бородке, бледной коже и торчащим волосам, меня тоже принимали за какого-то говнаря, отставшего от основного стада и поэтому болезненно трезвого, поэтому отвечали охотно и многословно, даже пытались налить. Иногда даже приходилось выпивать, чтобы не вызывать подозрений, на что Юлька внутри угнетенно бурчала, говоря, что я ей настройку сбиваю. Однако, для дела было нужно.

Набережная моих надежд не оправдала, даже наоборот — нас поставили на ложный курс из-за одной местной девицы. Нет, будь она килограмм на тридцать-сорок худее, то даже могла быть похожей на Треску, а так она была похожа на пьяную, жадную и прилипчивую нимфоманку, попытавшуюся вцепиться мне в локоть и «познакомиться». Последнего я с успехом избежал, из-за чего был послан разными хулительными словами, но компаньоны девицы, выпивавшие вместе с ней, осудили её вслух, а меня снабдили парой подсказок о полуподвальных барах, где вполне могут тусить музыканты, панки и прочие терпимые отбросы советского общества.

Поиски продолжились и, внезапно, оказались успешны. Частично. В одном из темных подозрительных полуподвалов, окруженных кучками поддатой молодежи и каких-то бородатых неформальных хмырей, обнаружился тоскливо бухающий барабанщик из нашей группы.

— Олег! — пихнул я в плечо угрюмого парня, засевшего в самом углу за столиком, — Где все?

— О… — молодой человек не сразу меня идентифицировал, но как только я потыкал пальцем в свою прическу, тут же узнал, — Изотов… Да пошли они в жопу, идиоты!

— Ничего не понял, но заранее согласен. А теперь в деталях можно?

Казалось, Олег просто ждал этого вопроса весь свой алкогольный вечер. Информация, прерываемая простыми, но идущими от души эпитетами, полилась полноценной рекой. Итак, есть некая «лахудра», которая повела за собой наши молодежные дарования, обещая им праздник, движуху, доступных девок, высококачественное бухло и прочие хорошие вещи. Таким образом, с двумя пересадками и двумя заправками группа наших музыкально одаренных товарищей оказалась в этом странном месте, где не было ничего из обещанного, кроме бухла. Так как нога людей ходить устала, решили сделать тут большой перерыв, наклюкались, и…

— Внезапно вылез какой-то хер с горы, Вить, — поведал мне барабанщик, — Вот просто мы сидим, нормально так чешем с местными за жизнь, все спокойно, лахудра эта уже две бутылки усосала, ей ни в одном глазу, она третью добулькивает… короче, не суть. Вваливается этот мужик в пиджаке, в обнимку с такой приличной кисой. Ну, нам как бы срать, сечешь? А ему нихера, он пару стаканов тяпнул, башкой покрутил и к нам давай. Ну че? И ниче, че мы. Нормально так минут пятнадцать посидели, на кису его полюбовались, зачетная краля такая. И тут он гундосит, что водка тут херня, теплая и не цепляет. Говорит, знает, где тусня хорошая идёт и там не просто наливают, а в налитое насыпают. «Плюс» какой-то. Лахудра эта твоя тут же, сучка, стойку делает, начинает допытываться, мужик ей чешет, что это за городом, надо ехать, ну и она нашим на уши приседает. Мол, погнали, будет зашибись. Я ей такой — с хера ли баня сгорела за город ехать, когда и тут норм? Мол, ты, конечно, заливала, что будет вообще атас, но и так-то х*ли? Ну а она…

Суду всё стало ясно и местами тревожно. Неизвестный мужик моментально развёл Треску на другое место дислокации, упомянув «спирт-плюс», штуку нередкую, но в Стакомске, а не в Саратове. Ленка же, коза, переваривая водку чуть ли не на лету (да, здоровья немного, но вот закалка-то у нее охренеть какая!) повелась на байку влёт, начав уламывать музыкантов. Сидящий здесь Олег ни в какую никуда не хотел, остальные мяли сиськи, Треска подняла громкость, за неё встал басист Михан, мужик с клевой цыпой так вообще сказал, что он на колесах, так что отвезет весь табун… В общем, слегка перессорившись, полупьяные музыканты рванули за город в какую-то деревню, причем в клуб (!!), а гордый Олег остался здесь. Такие дела.

— «Витя, это очень нехорошо», — серьезным голосом доложила мне Палатенцо, — «Кажется, это западня».

— «И мы в неё полезем, Юля. Прямо сейчас», — тихо скрипнул зубами я, отрешившись от царящего вокруг гвалта молодежи и дальнейших жалоб пьяного Олега.

— «Зачем?», — тон девушки тут же стал сух и деловит.

— «Мы слишком быстро нашли пропажу. Преимущество во времени. Это раз. Почти никто не знает, что ты можешь в меня вселяться. Еще одно преимущество. Два. Мы можем очень быстро добежать до этой Юрловки, застать их врасплох или провести разведку»

— «Плюс, у нас нет никакой поддержки, которую можно вызвать быстро», — задумчиво добавила Окалина-младшая, — «Плюс, если противник сумеет отступить, то следующую акцию может провести более обдуманно, захватив кого-то, представляющего повышенную ценность, либо обладающего информацией. Типа Паши».

— «Именно. У нас просто нет альтернатив».

Глава 14

Холодные отношения

Предположения — ошибочны, такова горькая правда нашей жизни. Ты стремишься к контролю над ситуацией, просчитать её, понять, изменить к своей выгоде, но, ошибившись всего в одном-двум важных факторах, получаешь искаженную картину. В этом, кстати, кроется один из секретов мощи русского народа, из-за которого его справедливо опасаются все. Даже сами русские. Святые слова «по*уй, на месте разберемся»… они невероятно эффективны при достаточной мотивации. То есть, собственно, желании разобраться при дефиците инструментов дистанционного анализа. Как говорится, у носорога плохое зрение, но это, обычно, не его проблемы.

В нашем с Юлькой случае мы ошиблись, исходя из одной неверной предпосылки — что наших парней, поехавших с добрым дядей в подозрительное место, захватят в заложники. Нет, отнюдь. Все они были относительно свободны в своих действиях, более того, принимали участие в старой как мир игре подвыпивших деревенских парней, зовущейся «отп*зди приезжих!». Но с нюансами.

Перед зверски обшарпанным деревенским клубом, видавшим все из хороших времен, вовсю активничали аж три группы молодых людей. Первая орала «Вы чо, это ж 'Пеликаны»! Вы чо?!!«, вторая костерила первую, рыча, что это гнусные фальсификации, а третья, имевшая в меру битый вид наших орлов, пыталась попросту удрать, чего у них, понятное дело, не получалось, так как для второй группировки они как раз представляли приоритетную цель для выдачи звездюлей. Первая группа, надо признаться, много орала, но куда меньше действовала, больше из обороны, что было вполне понятно — 'Пеликаны»-не-«Пеликаны», но они-то уедут, может даже и в реанимацию, а остальным тут жить… но всё равно, бой стоял нехилый.

Я, наблюдая за всей этой возней из-за угла дома, размышлял, пытаясь попутно отыскать взглядом как подозрительную личность, так и его машину. Или хотя бы бабу. Юля тихо шипела ругательства, страдая за битых музыкантов, но мне не мешала.

— Какой идиот назвал почти рок-группу «Пеликаны»? — наконец, решил я слегка отвлечь девушку.

— Сверху указание поступило, — ответила она, — Максимально нехулигански надо было назвать. Чтобы бодро, стильно, молодёжное, но без намека на анархию там или еще что-то такое.

— Да, слышал я твои песни с «Пеликанами», — задумчиво пробормотал я, — Если бы их исполняла не ты, то никто бы не слушал. Самая идея рока в свободе, а у нас…

— В жопе глаз, — сварливо пробормотала подруга, — Смотри, вон они!

Действительно, в ранних потёмках из зарослей возле клуба выбралась колоритная парочка. Мужик в застегнутом на пару пуговиц пиджаке и идущая за ним, оправляющая легкое белое платье девице, слегка полненькая и очень миловидная.

— Вот с-сука, — узнал я мужика, — Выжил.

Мать его. Коробок, сука! Здесь, в гребаном Саратове! Почему он вообще еще живой⁈

— Что? Вить, ты куда⁈ — тут же всполошилась Палатенцо.

— Переходим на внутреннюю речь, пока я иду, — отрывисто бросил