Снимаю обувь и привычно ставлю ее рядом с Лёшиной. У него самый распространенный мужской размер ноги — сорок второй, а у меня самый популярный женский - тридцать седьмой. Распродажи не наш вариант, поэтому раньше мы всегда покупали зимнюю обувь летом, а летнюю – зимой, если находили размер, конечно.

Прохожу по коридору мимо размещенных на стене фотографий.

Одну из них сделали в Анапе, раньше мы часто ездили в отпуск именно туда. Марка еще не было, полная свобода действий. Молодость. Мы ходили в ночные клубы прямо на берегу Черного моря, ели вкусный шашлык и горячие чебуреки. Купались, пили пиво, загорали, конечно, иногда сидели на солнце до противного жжения и лечили друг друга.

Потом разглядываю снимки, где Марк еще крохотный, только-только родился. Лёша перепутал пакеты и на выписку вместо красивейшего белоснежного конверта, который я так тщательно подбирала, привёз… комплект постельного белья. По-видимому, чей-то подарок. Я была в таком гневе, что не передать. Даже сейчас пульс от злости учащается. Ну, как так можно было, а? В итоге Марка так из роддома и выписали – в пододеяльнике, который медсестры красиво повязали синим бантом.

Качаю головой, резко отшатываясь от снимков, и бреду в гостиную. В полном раздрае.

Я давно не люблю Лёшу и расторжение брака – дело для меня решенное. Только вот куда мне девать все эти воспоминания и гигабайты разной информации о нем?

В новой жизни они мне не нужны, а в старой – их не бросить.

Так и будут раскачиваться в моём сознании с грустной пометкой «Мужчина, в одной постели с которым я хотела спать всю жизнь».

Украдкой стираю слезу и поднимаюсь на второй этаж. Собираю необходимые на первое время нам с Марком вещи в пакеты и спускаю их ко входу. Топаю на кухню, на автомате готовлю себе кофе.

В холодильнике пусто, а в посудомойке море грязной посуды. Привычно выругавшись, включаю ее и под мерное дребезжание машины пью свой горячий кофе.

Я изрядно начинаю нервничать, когда слышу скрип отворяемой двери. Привычные звуки. «Бряк» - ключи падают на тумбочку, «бам» - сумка с документами для работы дома отправляется на пол, «вжик» - расстегивается куртка.

Через пару секунд Лёша возникает на пороге кухни. Он немного похудел и выглядит измученным. Темные волосы отросли, его явно пора записать на стрижку. Костюм, по всей видимости, всё-таки забрал сам из химчистки.

- Привет, - не сводит с меня глаз.

- Привет, Лёш. – отвечаю, кивая на стул напротив. – Поговорим?

Он, ослабив галстук, усаживается за стол.

- Ты хорошо выглядишь, - делает комплимент, кружа глазами по моему лицу.

- Спасибо, - чуть улыбаюсь. – Ты тоже.

Ловлю внутри эмоции. Я немного соскучилась по нему, как по близкому, родному человеку. Но это нормально, ведь так?

- Давай разведемся, Лёш? – спрашиваю, рассматривая свои ладони, лежащие на столе в предельной близости от его рук.

Муж тяжело вздыхает и заваливается на спинку стула, словно иначе ему неимоверно трудно дышать.

- Пздц, Вик, - мотает головой. – Всё не так, как ты думаешь.

Морщусь от этой банальности. По закону жанра сейчас будут пустые оправдания.

- Ты на протяжении двух лет содержишь другую женщину, используя деньги, которые мы с тобой вместе откладывали на будущее нашего с тобой сына, - проговариваю неторопливо, словно сама не могу поверить до сих пор.

Для меня это открытие было шоком, но я благодарна судьбе за то, что подтолкнула меня к Лёшиному планшету в тот день. Благодарна ему за то, что муж наивно не поменял пароль в интернет-банке.

- Я должен был сразу тебе рассказать, но… - наклоняет голову Лёша. – Мне не хватило духа.

- Не утруждайся и сейчас, - произношу безразлично.

- Не-ет, не будь сукой, Свободина, - усмехается он. – Выслушай… Я тебе изменил.

- Я уже поняла, - наседаю интонацией.

- Не сейчас. Давно.

- Давно? – повышаю голос. – Давно мне изменяешь?

- Нет, - выдыхает он. – Помнишь, на последнем курсе мы с тобой поругались, и я уехал в горы?

- Помню, - киваю на автомате.

- Не был я в горах... Так взбесился на тебя, упёртый баран, что укатил к Гельке Михайловой со своего потока.

В голове словно видеосъемка мелькают студенческие годы. Общежитие, здание института, аудитории, какие-то люди.

Гелька Михайлова. Я даже не помню, как она выглядит, хотя имя очень знакомое. Сквозь шум в голове слышу следующие слова мужа:

- Провёл у нее два дня. Всё было как в тумане, а потом снизошло озарение, что я творю какую-то х*йню и я поехал к тебе мириться.

Сердце противно клетку за клеткой разъедает жгучая кислота. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я тогда узнала о его измене?!. Я бы однозначно не вышла за него замуж.

- Я тогда забыл этот случай как страшный сон. А два года назад Геля объявилась. Нагрянула ко мне на работу. Сказала, что родила от меня ребенка.

- Ребенка?!. – вжимаюсь пальцами в кружку, чувствуя досадное жжение в глазах.

- Да, - напряженно отзывается Лёша, повесив голову. – Дочь. Юлю. Ей сейчас одиннадцать.

- Одиннадцать… Ты… ты видел её?

- Конечно, - кивает. – Я и тест ДНК делал.

Мои губы перекашиваются. Не от боли. От пошлости его рассказа. От собственной наивности.

- Юля два года назад заболела. Осложнения после менингита, произошел серьезный откат в развитии. Ангелина… она просто не справилась одна. Поэтому вышла на меня, попросила прийти на помощь.

- Ясно, - киваю. Наверное, малодушием будет сказать что-то типа «И поэтому ты решил воспользоваться деньгами нашего сына?». Но хочется быть сукой. – Значит, ты с ней сейчас? С Ангелиной?

- Нет, - выкрикивает он. - Как ты могла такое заподозрить, я не изменял тебе в браке!

Зато изменял мне раньше!!!

- Все эти два года я боялся тебе сказать. Боялся того, что происходит сейчас, - грустно произносит Лёша.

- Поэтому вёл себя как мудак по отношению ко мне и к Марку?

Леша увесисто вздыхает.

- Я так сильно переживал, что всё выплывет наружу, у меня возникло что-то вроде депрессии. Не знаю, как объяснить, - задумывается. - Я словно сам захотел, чтобы ты меня бросила, так и не узнав о моем предательстве.

- Ты дождался, я тебя бросаю, - тихо произношу.

На кухне создается противный вакуум, мыльный пузырь,