Повторю снова: тот, у кого есть воля к жизни и хватает ума для ее осуществления, неуничтожим.

Живет в мире несколько древних народов, доказывающих это своим примером, но шумеры в их малом числе не оказались. Не завоеватели погубили первопроходцев цивилизации; не пресловутый, якобы всемирный потоп, обрушившийся на Двуречье (после потопа шумеры сумели не только выжить, но и расцвести и рвануть вперед), а собственное неосознанное духовное самоубийство. Сами, не понимая того, подготовили свой конец междоусобицами, упертостью в религиозных культах, хищностью и лживостью власть имущих, продажностью чиновничества, презрением к младшим, слабым и бедным, безжалостностью к рабам, внушаемостью и трусостью мелкого люда. Это главные причины ослабления, деградации и гибели всех цивилизаций и государств, всех квазисапиенских объединений, – причины, сводящиеся к самонепонимающему эгоизму, он же непонимание других.

Как и у других народов, расцвет творческого сознания, придавший жизни повышенное качество, произошел у шумеров наподобие вспышки сверхновой в космосе: раз и не навсегда. Заметив дозревающую готовность, Оператор фокусирует креатив-импульсар: вот вам ваш хронотоп, ребята, ваш кусок времени-пространства – работайте, творить подано, успевайте в вечность и не отвлекайтесь по возможности на фигню. Все свои изобретения и нововведения, все колоссальные подвижки в уровне жизни шумеры произвели за исторически краткий промежуток – какие-то две тысячи лет, космически почти моментально.

Как и обычно, взлет осуществился мозгами малой плеяды озаренных высокосуицидабельных гениев, всего восьмерых. Чего стоит один Андуду из города Урук, шумерский Леонардо. Этот сын бедного поденщика, статный красавец-брюнет с голубыми глазами, силач и добряк, заботливый покровитель голодных псов, ни разу в жизни никого не ударивший, придумал клинопись, основал строительную геометрию, систему мер и весов, изобрел сверло и много других рабочих инструментов, построил первую судостроительную верфь, подобие которой только через два века появилось в Египте. И он же создал первую колесную повозку. Игрушечную модель сделал из глины и деревянных палочек еще в семилетнем возрасте, играл в нее с младшим братом. А тринадцати лет соорудил первую на земле телегу, запряг в нее осла и поехал. Так началась длящаяся поныне великая революция сухопутного транспорта. Если бы Андуду мог получить законное вознаграждение, причитающееся автору за использование изобретения, он стал бы мегамиллиардером, способным 465 раз скупить весь земной шар.

Андуду и еще четверо из восьмерки шумерских гениев (двое из них были рабами) покончили с собой, не дожив до сорокалетия. Поводы были разные – измена возлюбленной, жестокость начальства и окружения, унижение и еще раз унижение, одиночество и еще раз опэлэбэлэкумборкумбор…

Опять завис, извини. В первый раз за семьдесят четыре световника хроновизор взбесился. Покликаю, может получится вытащить еще хоть пяток кадров с перескоками, неважно, все равно у них тут окрошка из разных времен каждый миг…

Из шумерских изображений

Верхний, выйди на связь, прошу. Мои отчеты помогают мне собрать себя в кучу, но чтобы держаться дальше, требуется подтверждение, что это все не напрасно. Что информашка моя пригодится Там, в Иерархии, а может, и здесь, внизу, пропылесосит чьи-то мозги. Или дай знать, что писанина моя – труха, что пора заткн…

Постой, кажется, заурчал хроновизор. Во-во, пошел!.. Темновато, но видно: пальмы, оливы, заросли тростника… Львы, антилопы, шакалы, жирафы, обезьяны, гиппопотамы…

Ага, опять Африка. Северная, светлокожая. Египет прорезался, времена фараонов триждыкосматого царства. Великий город Мемфис, он же Инбу-хедж, «Белые стены» – действительно, здесь полно белых стен. Сейчас они намертво погребены толстенными слоями нильского ила, в которых можно найти скелеты крокодилов. А тут, в хроновизоре у меня – видишь? – возле одной из таких белых стен, недалеко от некрополя, в густых сумерках собираются горожане со свечами и факелами. Очередное занятие Школы Сладостной Смерти, выросшей в Академию Приятного Соумирания.

На большой камень у стены по вырубленным ступенькам медленно поднимается длинный, худой, сутулый немолодой египтянин. Смуглое лицо напоминает одновременно волка и коршуна – птицеволк в черном парике, с наброшенным на голову желтобелым платком, в длинной голубой схенти (набедренной повязке – ВЛ) с зеленым передником. На груди, поблескивая золотой инкрустацией, колыхается подвешенный на серебряной цепочке цилиндрический медноцинковый амулет.

Это знаменитый мемфисский маг, заклинатель змей и поэт Джедатон-Юфанх («Бог-Солнца-Сказал-Будет-Жить»).

Стоит молча, обхватив амулет ладонями. Собравшиеся затихают, впадают в транс. Птицеволк неспешно разворачивает папирус. Низким гортанным голосом, медленно, растягивая слова, читает заготовленное стихотворение.

Медленным взглядом больших агатово-желтых глаз, сверкающих в свете факелов (темнота уже наступила), Джедатон-Юфанх обводит лица своих слушателей. Одни застыли окаменело, другие тяжело дышат, плачут, рыдают, некоторые близки к судорогам… Вопреки своему имени (и с его помощью) этот одаренный экстрасуицидал уже в течение нескольких лет успешно работает учителем и пособником смерти, суицидальным гуру, суицигуру своих сограждан. Ученики-слушатели называют его: Упуаут Омтах – Волк-Вожак Смерти, Господин Умиратор. Опытный душевед, знает он заботы, тяготы, разочарования, боль и отчаяние своей паствы – и умеет к этому присоединяться всей силой своего поэтического таланта: