мире. А чтобы был разный подход, наверное, надо периодически эмоционально подключаться к разным людям и принимать на себя обстоятельства их жизни.

Я всегда искал каких-то приключений. Благодаря профессии есть оправдание, почему хочется в каждую дырку влезть, носом поводить, понюхать, поглазеть. Когда я сейчас где-то брожу, то оправдываю себя тем, что выбираю натуру. Люди, которые любят оказываться в интересных местах, выбирают себе такие профессии, которые позволяют передвигаться. Это к слову о том, как я попал в режиссуру. Вообще, очень хотелось в документальное кино. В нем есть возможность знакомиться с новыми людьми, пространствами, животными, в целом с окружающим миром. Но так как на Высших курсах не было документального отделения, в том году оно закрылось, то пришлось пойти на игровое. И затянуло. Оказывается, игровое кино позволяет исследовать реальность ничуть не менее глубоко, чем документальное, и дает еще при этом пространство для фантазии.

После тележурналистики очень сложно снимать документальное кино. Есть такой этический барьер, потому что ты все время думаешь: где я выступаю в роли провокатора, организатора событий и как влияю на траекторию судьбы этих реальных людей? А когда работаешь в игровом кино с профессионалами, они как бы подписали некий контракт. Актеры понимают, что им придется пострадать за другого человека, и этических сомнений в этом смысле меньше.

Дискомфортно мне, наверно, с детьми, потому что они не могут до конца понять, в какой гадости участвуют. Пару раз снимал своих, и тоже ощущения дискомфортные, хотя они сами хотели; потом, к счастью, расхотели. Режиссеры хотят каких-то глупостей, и вообще кино – это трагическая вещь с переживаниями, а не развлечение, потому что надо работать и страдать. Мне комфортно работать со взрослыми, сформировавшимися личностями, которые могут нести свою индивидуальную ответственность и, таким образом, коллективно отвечать за то, что потом получается в финале.

Из жанров я бы очень хотел попробовать ситком, но страшно. Чисто ситком никто и не предлагал. Для него нужен очень крутой сценарный материал, который работает. Потому что, мне кажется, это очень высокий жанр. Драму сделать проще. В ситкоме очевидно: если зритель не смеется в голос – это провал. В этом смысле в комедии характеров, в черном юморе я чувствую себя уверенно, а тут… Уверенность рождает хотя бы однократный успех. Пока не пробовал. Страшно, но интересно. Бывает, что неинтересно и нестрашно, а бывает страшно и интересно.

В этом смысле хоррор – нестрашно и неинтересно. Неинтересно работать с некоей буквалистикой, то есть «бу!» – и человек пугается. Это примитивные рефлексы. Кино в любом случае терапевтическую функцию несет. Это «а! о!» – испугался, может быть, тоже нужно людям, которые испытывают мало стресса в жизни, или еще по каким-то иным, не выясненным причинам. Но мне с этой фактурой работать скучновато. Пугать интересно, если в этом есть какой-то дополнительный смысл, например, антиутопия, триллер, то есть пугать во имя чего-то, каким-то страшным будущим, которого мы не хотим, или судьбой героя. Но не тем, что показалась когтистая лапа, полилась кровь с потолка – если только пародийно, а не всерьез.

Нужно структурное понимание профессии

Режиссер больше производственник, чем дирижер, потому что помимо человеческих отношений нужно еще учитывать специфику производства. Художественный руководитель в театре больше производственник, чем дирижер. Дирижер избавлен от хлопот о декорациях, свете, монтировщиках.

Режиссер – он структурный, бескомпромиссный, вдохновленный и терпеливый. Может не хватать терпения в характере как свойства: хочется быстрее, сейчас, а не потом когда-нибудь. Терпение на площадке связано в основном с ожиданием. Бывают мучительные моменты, но лучше ждать, чем догонять. Необходимо все запланировать так, чтобы была возможность подождать. Но это мучительные моменты ожидания. В это время надо огонь в топке поддерживать – придумывать занятия себе и группе, даже если все готово.

Вдохновленность – это когда автор горит своей историей, когда он может передать эту энергию другим людям. Чаще всего это не про радость, а про боль. И даже счастливый конец в этом смысле – все равно победа над болью и над злом и преодоление страха.

Очень важно проявлять терпение к людям, найти нужные слова, подход к каждому члену команды, потому что идея должна быть общая, одна.

И еще необходима цельность. Режиссер по характеру может быть противоречивым, но высказывание должно быть цельным. Желательно, чтобы режиссер обладал синтетическим профессионализмом. Чтобы он мог и написать, и сказать, и завести людей на движение, и повести за собой из окопа в атаку, и, наоборот, в кабинете проанализировать что-то, осуществить исследование. Режиссер и экстраверт, и интроверт. Желательно, чтобы пел, танцевал и при этом думал параллельно, умел и показать, и поставить задачу, проконтролировать исполнение, не вмешиваясь, делегируя полномочия, ответственность. Такой вот человек-оркестр. А с другой стороны – человек, который сам вроде ничего не делает, если это не Чарли Чаплин.

Внятное высказывание может донести только человек, который мыслит системно, – это к вопросу о производстве. Нужно уметь свою идею разбить на большое количество маленьких задач и их делегировать разным профессионалам. Значит, нужно структурное понимание профессии и того, как идея будет реализована. Плох тот режиссер, у которого в начале была одна идея, а на выходе получилось нечто другое. Это типичная ошибка студентов, которые делали хоррор, а на премьере все смеются. Или наоборот, делали комедию, а получилось мрачное философское метафоричное высказывание. Зритель иногда может быть даже доволен, но автор точно нет, потому что в тех местах, где ему хотелось, чтобы зритель всплакнул, зритель истерически смеется. Хуже всего, когда возникает чувство неловкости за происходящее на экране. Хочется закрыть глаза, и жалко актеров, которые вынуждены что-то изображать непрожитое, непринятое, – это все неорганично и стыдно.

Отец еще учил, что финал определяет концепцию. Это во всех учебниках драматургии есть. Неточность, невнятность финала лишает зрителя удовольствия от просмотра. Безусловно, может быть недосказанность, но она должна иметь вектор в определенную сторону. Мне важно понимать, что автор имел в виду, когда ставил три точки, а не просто оборвал. Должно быть по идее все понятно, просто мы этого не увидели, но додумали, и именно то, что придумал автор, а не противоположное.

Тренировать социальный мускул

Ощущение правды в кино очень важно. Художественная правда здесь тесно связана с правдой социальной. Поэтому нужна тренировка социального мускула и эмпатии, то есть способности принять чужого в себя. Это можно тренировать на ближних. Надо почувствовать время, его проблематику, главные болевые точки и проживать их вместе со всем миром, желательно не