И откуда у нее вдруг взялась эта странная фобия? Я мог бы сказать, что женщины летают и на более поздних сроках. Некоторые даже рожают в самолетах. Но подобная тирада вполне могла разбудить Снежную королеву, а я предпочитаю общаться с Золушкой.

– Меня же неделю в Москве не будет! – продолжал я. – Как ты без меня?

– Наведу любовников и буду заниматься групповым сексом в ванне с шампанским, – хохотнула она, потом на всякий случай уточнила: – Шучу. Сережа, я уже большая девочка. Могу позаботиться о себе. Заодно и решу все вопросы с клиникой. Мне по телефону сказали, что потребуется несколько посещений, анализы там сдать, то-се…

Карина подобрала себе клинику, в которой решила стать на учет. Это была пафосная и дорогая, хоть и не запредельно, контора с дивно романтическим названием «Геката». По моему скромному разумению, такое название больше подходило бюро похоронных услуг. Черт его знает, чем думают учредители наших российских предприятий, но названия некоторых компаний вводят меня в ступор. Например, когда я думал о нашей с Кариной свадьбе, я листал каталог свадебных салонов и наткнулся там на организацию с гордым именем «Дидона». Интересно, а учредители этого салона вообще в курсе, что Дидона – это та дама, которой Одиссей обещал жениться, но кинул с этим по полной программе так, что бедная девочка совершила на этой почве первое в истории аутодафе? Я бы лично не рискнул обращаться в такой свадебный салон. По тем же причинам мне не нравилась и «Геката», но моя любимая, что называется, уперлась рогом, и я вынужден был отступить.

Впрочем, в остальном «Геката» находилась абсолютно на уровне, что подтверждалось сканами бесчисленных лицензий и дипломов, как российских, так и зарубежных. Да и профильные специалисты, как я убедился, были вполне «на уровне». Клиентура у «Гекаты» относилась в основном к элите средней руки, по принципу «с бору по сосенке», что и неудивительно, учитывая уровень конкуренции на рынке подобного рода услуг. Отрицательных отзывов в Сети я не нашел, как ни искал, положительных же набралось, что называется, даже с лишком. Ну, вот и хорошо.

– И все равно мне стремно, – признался я Карине.

– Милый, я не отношусь к тем клушам, которые стремятся привязать к себе мужчину и водить его за собой на поводочке, – ответила она. – Для этого я слишком тебя люблю. А кроме того, я тебе доверяю и уверена, что в Калифорнии ты будешь заседать с умным видом в компании разных джобсов и гейтсов, а не принимать ванну с шампанским в компании длинноногих фотомоделей.

Далась ей эта ванна… впрочем, плеск воды на заднем плане недвусмысленно подсказывал, откуда у нее такие ассоциации.

– В компанию Джобса, я думаю, мне пока рановато, – ответил я. – То есть ты считаешь, что мне надо соглашаться?

– Конечно! – с жаром сказала она. – Нельзя упускать никаких шансов оказаться на виду. Плюс тебе это будет интересно.

– Хорошо, – сказал я. – Но я буду скучать. Я уже начинаю скучать.

– А я по тебе, – ответила она. – Но для женщины ждать встречи так же естественно, как для мужчины – стремиться к этой встрече. Не переживай, любимый, вернувшись домой, ты всегда застанешь там свою Золушку.

– Люблю тебя, – прошептал я.

Она ответила:

– А я тебя.

Сбросили звонок мы одновременно, так у нас было заведено.

* * *

Тому, что я изменил свое решение, Ильич обрадовался как ребенок:

– Поверьте, вас там очень, очень ждут! Скажу вам по секрету: многие проявляют интерес к сотрудничеству с вашей соцсетью, и нужен лишь небольшой толчок…

– Камушек, сброшенный с вершины горы, – сказал я. На душе у меня было неспокойно. Я чувствовал, что делаю что-то не так, но не мог понять, что именно меня смущает и не паранойя ли это.

– Вот именно! – Ильич не замечал моей тревоги и сомнений, а если и замечал, то профессионально делал вид, что не замечает. – Камушек, за которым последует лавина!

– Ваши слова да богу в уши, – ответил я. – Вот только у меня нет американской визы, только шенген…

– Забудьте об этом, – отмахнулся Ильич. – У нас наработанные контакты с посольством, получите при регистрации все, что нужно. Я сброшу вам на электронку то, что для этого потребуется.

– Слишком быстро, – сказал я задумчиво.

– Время такое, – вздохнул Ильич. – Темп жизни повысился. Вам, молодым, проще адаптироваться, а нам… В конце концов, у вас почти неделя на подготовку, неужели не успеете?

– Успею, – заверил я его. На том мы и распрощались.

Прямо передо мной ввысь поднимался горный склон. Я в горах отродясь не бывал, но в кино видел неоднократно. Этот склон был довольно крут, как мне показалось, а гора – высокая, я бы сказал, очень высокая. Ее вершину покрывал сверкающий на солнце лед, а каменистые голые склоны клочками присыпал снег. Снег лежал и у меня под ногами, а чуть дальше в долине, где я стоял, виднелся довольно красивый бревенчатый дом. Такой дом украсил бы собой любой музей народной архитектуры – от конька в виде воздетой в немом ржании лошадиной головы до фундамента, покоящегося на вбитых в землю сваях, он был покрыт кружевом деревянной резьбы. Жар-птицы окружали скаты крыши, сплетаясь крыльями и хвостами, горельефные коньки-горбунки и золотые рыбки украшали стены, а наличники казались тульскими пряниками.

Но я лишь бросил недолгий взгляд на эту поэзию народной резьбы по дереву – я смотрел в гору, на далекую, недостижимую для меня вершину. Я ждал.

И дождался. На вершине что-то едва заметно блеснуло. Сначала я даже подумал, что мне показалось, но блеск повторился, затем еще раз, а потом… казалось, сверкающий на солнце ледник дрогнул, словно оплавляясь от яркого солнечного света. Как в замедленной съемке, я смотрел, как часть ледника с кажущейся неспешностью начинает сползать вниз.

Это была горная лавина, огромная масса снега, льда и камня, набирающая скорость вниз по склону. Она двигалась прямо на меня, но я не мог даже пошевелиться, чтобы уйти с ее пути. Я знал, что кто-то беспечно столкнул камушек, вызвавший эту лавину, и теперь она мчится, чтобы похоронить меня в этой долине без отпеваний и надгробных речей. От ужаса – а это по-настоящему ужасно – видеть, как огромная, стремительно теряющая свою белизну и приобретающая все более темный грязно-серый цвет масса мчится прямо на тебя, разрастаясь каждую секунду, – все замерло в моей груди, но я по-прежнему не мог сделать совершенно ничего для того, чтобы хоть как-то спастись. И вот лавина уже рядом, вот она проносится мимо, обрушиваясь на сказочный домик и разнося его в щепки, в мелкую труху. Меня обдает градом щебня и льда, что-то больно бьет меня по рукам, плечам, щекам… а через минуту все затихает. Долина передо мной похожа на застывшее озеро лавы; его грязевая поверхность слегка подрагивает. О том, что здесь когда-то стоял «пряничный домик», напоминает лишь торчащая из этой грязи конская голова, расщепленная надвое сильным ударом. А я смотрю на себя, на свои руки и вижу, что я весь в грязи, что на кулаках содрана кожа, словно после драки, и кровь смешивается с этой влажной грязью. Болит плечо, бедро и грудь, лицо саднит, словно после бурана, но я жив, жив и не ранен. Но почему-то совсем этому не рад, словно лавина унесла с собой что-то очень дорогое.