готова к таким отношениям. Боюсь, осудят и не поймут сыновья», — думала она. И если бы Ришат не перестал выходить на связь, их вечерние разговоры, скорее всего, продолжались…

Таксист быстро нашел дом и по просьбе Татьяны остался ждать внизу. Еще одно царство хрущевок, удивилась она, поднимаясь на нужный этаж. Дверь открыл Ришат, прислонившись к стене, как бы даже не удивился ее появлению, лишь проронил: «Не хочу быть тебе обузой». Пройдя в комнату, Татьяна оторопела. В крохотной однокомнатной хрущевке — ряд кроватей, ну прямо мини-дом престарелых. На одной, несмотря на максимальную громкость телевизора, раскатисто храпел колоритный усатый старик. Рядом — стул с горкой лекарств и бутылкой воды. Дальше — подряд еще две смятые кровати. Значит, такое теперь последнее пристанище ее начальника?

Неожиданное решение пришло в одну секунду. Когда Татьяна ехала в Казань, она не собиралась что-то кардинально менять в своей жизни. Просто хотела убедиться, с ее единственным и дорогим мужчиной все в порядке. Но сейчас, удивившись сама себе, она вдруг предложила Ришату: «Собирайся, внизу ждет такси! У нас вечером поезд».

Он покорно и торопливо начал складывать в рюкзак свои нехитрые пожитки.

— А как же твоя пенсия и квартира? Сын же все пропьет! — запричитала сестра.

— Мы потом все оформим и решим, потом! — успокоила ее Татьяна. — Сначала попробуем научиться жить с вашим братом вместе.

Сестра-кормилица

Днем этот обычный казанский двор, окруженный типовыми многоэтажками, во власти женщин, детей и пенсионеров. В основном, мам в сидящих декрете, а также с малышами на больничном, бабушек и редко дедушек и нянь. Многие познакомились во дворе благодаря детям и теперь в курсе ежедневных забот друг друга.

Двор живет по своим законам. Мамы с колясками, где спят груднички, держатся особняком, сторонясь шумной малышни постарше, взрослых, громко разговаривающих по телефону, мусоровозов, лязгающих контейнерами, нагло каркающих ворон и лающих собак, автомобилей со срывающейся сигнализацией и прочих источников шума. На прогулках мамы бдительно охраняют чуткий сон своих крох, стараясь хоть немного расслабиться и перевести дыхание.

У двора свой лексикон. В нем нет «я», только «мы» и «вы». Обращаются здесь друг к другу так: «Вы такие большие стали! Вам уже сколько, зубки прорезались? На прививку когда идете? А почему гулять не выходили?» До трех лет малыш с мамой единое целое, поэтому мама индентифицируется исключительно по ребенку. Типа: «Видела вчера Фариду, маму Маратика». Или: «Это Юля, у которой летом родился Максимчик»…

Что касается, этой мамы, то двор долго не мог понять, кто ее дети? Когда зимой худенькая, уставшая женщина в первый раз появилась во дворе с бежевой коляской для двойни, все вначале подумали: у мамочки близнецы. Искренне посочувствовали: тут одного растишь, света белого не видишь, а у этой тростиночки еще и двойня. И как только люди близнецов растят, на двоих разрываются? Потом присмотрелись, нет, вроде не двойня, скорее погодки. Но весной, когда младенцев стали выносить на улицу в легкой одежде, засомневались и в этом. Очень уж небольшая разница между малышами. С виду — не больше полугода. Посчитали, прикинули, нет, не могут погодки родиться с таким интервалом…

Мамочка же малышей знакомиться с себе подобными не спешила. Выходя с коляской, где груднички паровозиком лежали друг за другом, торопилась в соседний сквер, там тише. Иногда ее заменял и каждый раз помогал заносить малышей в подъезд, тоже худощавый, энергичный пожилой мужчина, видимо дедушка малышей. Двор сразу оценил его навыки обращения с грудничками и крепко зауважал. Если просыпался кто-то из младенцев, проворный дед-нянька ловко подхватывал его на руки и мастерски укачивал, мыча под нос колыбельную и ритмично приседая в такт. И ведь укачивал! А потом гулял с двумя крикунами порой по два часа на радость их маме.

По выходным с коляской по очереди выходили гулять двое молодых мужчин. Один, наверное, отец семейства, а другой чей-то брат, мамы или папы, прикидывал двор. Все прояснилось, когда одна из самых общительных дворовых бабушек подсела к деду и участливо спросила, заглянув в коляску: «У вас погодки?»

— Двоюродные братья, — отозвался дедушка, сделав ударение на последнем слоге. — Их матери родные сестры, дочки мои. Младший родился, когда старшему четыре месяца исполнилось. Вот и хожу теперь к ним каждый день, как на работу. А это, скажу вам, не финской ходьбой заниматься!

Собеседники оказались ровесниками, завязался искренний разговор. И уже на следующий день двор передавал из уста в уста подробности той редкой семейной истории.

Рожать старшей из сестер врачи не советовали, высок риск осложнения во время беременности и родов ее серьезного заболевания, которым она страдала с детства. Но на пороге сорокалетия, страстно мечтающая о ребенке женщина, решила рискнуть. Возраст, последний шанс… Практически всю беременность пролежала на сохранении, но родила благополучно. Вначале со здоровьем у старшей сестры, жившей с мужем в Буинске, все шло хорошо. Но однажды утром она почувствовала себя хуже некуда и едва не потеряла сознание. В реанимацию РКБ больную срочно доставили на вертолете санитарной авиации. А новорожденного сына муж примчал в Казань младшей сестре на машине.

— Ты только научи, как его кормить и как за ним ухаживать, и мы поедем домой, — попросил он растерянно.

Попытались дать бутылочку со смесью — не берет. Тогда младшая, не знавшая, что делать с избытком молока, приложила племянника к своей груди, и вопрос о возвращении крохи в родной дом отпал на долгие месяцы. Ведь его матери сначала потребовалось интенсивное лечение, потом сложная операция, затем долгая реабилитация. Молоко естественно пропало. Все это время кормила и выхаживала грудничка-племянника, в самый важный момент своей жизни оставшегося без матери, сестра-кормилица. А все мужчины семейства: отец (мать умерла у сестер несколько лет назад), супруг и разрывающийся между Буинском и Казанью муж сестры помогали кормящей матери двух младенцев, чем могли.

— Когда старшую дочку, наконец, подлечили, выписали, и она пришла забирать сына, младшая залилась слезами. Ну, просто не взрыднет! — вспоминал дедушка. — Так привязалась она к малому. Добрая душа, редкое сердце… Совсем замоталась с двумя, не помнит, когда нормально спала ночь., за эти месяцы похудела на двенадцать килограмм, а вот поди ж ты… Ей бы радоваться, что второго крикуна забирают, а она, дурочка, белугой ревет и просит оставить его с ней до года.

Воссоединившаяся семья уехала в полном составе в Буинск, а через день примчалась обратно. Привыкший к кормилице и ее грудному молоку малыш кричал сутками напролет, категорически отказывался от бутылочки с детским питанием,