куча бандюков? На фиг, на фиг!

Проверил барабан. Семь патронов на месте. В запасе ещё семь. Револьвер засунул в левый внутренний карман полушубка. Документы — в другой. В холщовом мешке оказалось немного еды, перочинный нож, пара свечей, спички. Тоха запихнул туда нательное бельё, как называли в «армейке» — «белый триппер».

Всё. Готов.

С грустью оглядел комнату.

Пора.

Внизу уже ждут Ромыч с сестрой.

На поручике солдатская форма без погон, папаха. Настя одета в серый крестьянский тулупчик и платок. На ногах лапти.

— Оружие взял? — спросил князь.

— Только ствол, — Тоха показал револьвер и засунул обратно…

Прошли мимо поста. На них даже не взглянули.

Свернули в проулок. В тесном дворе открылась дверь подъезда. Оттуда вышли три мужика и направились к ним. Двое в кепочках, расстёгнутых на две верхние пуговицы тёмных кожаных куртках. Чёрные брюки-галифе. Грязные сапоги. Третий, видать, главный, — в длинном тёмном пальто и такого же цвета шляпе. Сапоги надраены, до блеска, насколько возможно рассмотреть в тусклом свете, льющимся из полуподвала справа. Остальные окна тёмные. Хотя не покидает ощущение, что за ними смотрят. Прямо из этих окон.

— Какая встреча! — хрипло произнёс главный, — золотишко, часики на бочку, — и, вытащив из кармана револьвер, остановился в шаге от Романа.

— Какая глупость!

Двое тоже вплотную подошли к Тохе с Настей. С одной стороны, всё верно. Так легче давить на психику лоха. Но прежнего Тохи уже нет. В руке гопника, что загородил дорогу программеру, тускло блеснул нож. Мужик, криво ухмыльнувшись, поднёс клинок к лицу попаданца:

— И девку оставь. Гы.

Краем глаза Тоха увидел, как кулак Романа метнулся к лицу главного гопника. Хруст носовых костей заставил остальных бандитов отвести взгляд от жертв. Настя ткнула своего противника пальцами в горло. Тоха чуть прихватил вооружённую руку бандита, ткнул напряжённой пятернёй в лицо, и, когда тот схватился руками за глаза, схватил развернул нож в сторону горла мужика. Хват за шею и резкий толчок в вооружённую руку. Он часто отрабатывал подобные движения на воздухе, и сейчас всё получилось на автомате.

Нож с лёгким хрустом вошёл под кадык. Гопник, выпучив глаза, медленно осел на мокрую землю. Противника Насти добил князь.

Роман взял револьвер и протянул сестре. Княжна спрятала оружие во внутренний карман тулупчика. Поручик аккуратно, чтоб не забрызгаться кровью, вытащил нож из горла убитого Тохой мужика. Вытер лезвие об одежду трупа, сложил и протянул Тохе. Нож оказался выкидным.

— Держи, пригодится.

Программер взял нож и убрал в карман штанов. И тут его замутило. Тоха согнулся. Его вырвало прямо на труп. В чувство привёл резкий хлопок по спине и истошный женский вопль:

— Степа-ана-а-а-а уби-и-ли-и-и!

Тоха глянул на окна. В одном мелькнула фигура в белой рубахе.

— Уходим! Быстро! — скомандовал Роман.

* * *

4 (17) декабря 1917 г.

г. Харьков

Тоха вышел из вагона вслед за Романом и подал руку Насте.

Знакомый вокзал. С серого неба валит мокрый снег. Много людей. То здесь, то там попадаются солдаты и гражданские с оружием.

Решили идти пешком, нечего привлекать излишнее внимание. Вряд ли у солдата или рабочего хватит денег на экипаж. Оказалось, идти недолго. Где-то с полчаса. Недалеко от выкрашенного в салатовый цвет двухэтажного дома, где, по словам Романа, живут Голенищевы, поручик резко остановился.

— Ты чего? — спросил Тоха.

Княжна чуть прижалась к программеру и посмотрела на брата.

— Ром, что случилось?

Ромыч внимательно оглядел дом. Наконец проговорил:

— Не пойму. Какое-то странное чувство. Что-то не так.

В следующую секунду поняли, что именно не так. Из дома вышел человек в чёрной кожаной куртке, кожаной фуражке, чёрных брюках-галифе и начищенных до блеска сапогах. На ремне кобура с маузером.

— Красная гвардия? — негромко спросил Тоха.

— Похоже, — ответил поручик.

— Пижон! — пробормотал программер, рассматривая топающего в их сторону красногвардейца.

— Прости, мил человек, — обратился Роман к мужчине, когда тот приблизился. — Не подскажешь, чей это дом? — и кивнул на жёлтое здание.

Человек остановился, полуобернулся в указанном князем направлении, посмотрел на дом и сказал:

— Райотдел городского совета, — он внимательно осмотрел друзей. — Я — комиссар района, Гамаюн. А вы кто будете, товарищи?

— Мы идём домой, в Таврическую губернию. Я бывший солдат бывшего сто шестьдесят седьмого Острожского полка. Это — мой двоюродный брат с женой. Мне сказали, — увёл разговор с опасной темы Роман, — это дом графа Голенищева?

Гамаюн расплылся в улыбке.

— Графья съехали и уже не вернуться. Теперь мы здесь.

— А куда съехали? — не сдаётся Роман.

— Да кто их знает? Съехали и съехали. Мне-то какая забота, — комиссар подозрительно прищурился. — А ты чего это так интересуешься?

— Дядя мой там у них истопником работал. Уж даже не знаю, там или он теперь, — развёл руками Роман. — С самого начала войны не видел. Может, знаешь? Порфирий. Истопник. Порфирий Сидоренко.

Комиссар задумался, почесав:

— Порфирий… хм… Порфирий, — проговорил он. — Нет, не припоминаю. Сходите, — Гамаюн махнул рукой в сторону дома, — спросите. Может, кто и знает чего. А мне пора.

Комиссар пошёл дальше. Друзья остались стоять на тротуаре. Мимо прошёл патруль из пяти человек.

— Что делать будем? — Тоха посмотрел на поручика.

— Идём. Нечего тут торчать.

Прошли мимо дома. Свернули на какую-то улицу и, пройдя ещё минут десять, вышли на стихийный рынок. Народ торговал, кто чем мог.

Друзья вошли в толпу. И тут Роман кого-то заметил.

— Афанасий, — прошептал поручик, глядя куда-то вперёд.

Тоха увидел мужика лет пятидесяти, пробирающегося сквозь толпу. Чёрный полушубок подпоясан тёмно-серым поясом, на серых валенках чёрные грязные галоши. На голове серая шапка-ушанка. На чёрной с проседью бороде оседают крупные хлопья снега. Мужик подошёл ближе, не глядя на них.

— Афанасий! — тихо позвал Роман.

Мужик поглядел на них равнодушным взглядом и грубо бросил:

— Чего тебе?

В следующий миг узнал.

— В… ваше си…

Ромыч приложил палец к губам. Мужик понимающе кивнул. Взгляд всё ещё обалдевший.

— В… вы… как здесь? — он опасливо оглянулся.

— Да вот так получилось. Давай отойдём.

Вышли из толпы. Тут народу не так много.

— Ваше сиятельство, Роман Василич, вы как здесь?

— Ехали к Голенищевым, а тут…

— Давайте так. Вы сейчас идите ко мне домой, Серафима вас встретит. Я вечером приду, поговорим.

Он продиктовал адрес.

— Знаете, где это?

— Знаю, — кивнул Роман…

Названный Афанасием адрес обнаружили, как бы это сказали в Тохино время, в спальном районе города. Серый обшарпанный трёхэтажный дом. Ушли с улицы во двор и постучали в дверь рядом с подъездной.

Тишина. Постучали ещё раз. Громче.

Дверь открыла миловидная женщина лет сорока пяти на вид. В тёплом светло-коричневом полушубке и сером пуховом платке на голове. В глазах страх. Она тоже не признала Голицыных.

— Здравствуй, Серафима. Нас к тебе отправил твой муж, Афанасий.

Женщина поправила выбившуюся из-под платка светлую прядь. Роман приподнял папаху.

— Не узнаёшь?

— Ваше сиятельство! — женщина всплеснула руками. — Роман Василич, батюшка! Проходите, проходите.

Они вошли внутрь и спустились вниз. Небольшая квартирка оказалась в подвале трёхэтажного дома. Два окна под самым потолком пропускают небольшой свет. Комната всего одна, плюс тесная кухонька.

Серафима тут же засуетилась, Роман и Тоха сходили за дровами, растопили печь. Настя вызвалась помочь в Серафиме по хозяйству, чего-нибудь приготовить из того, что есть у них и у хозяев.

Под вечер появился Афанасий.

Как пояснил Ромыч, Афанасий служил истопником у Голенищевых. Он и его супруга, Серафима, прекрасно знают Романа, хоть и признали не сразу. Настю видели, когда ей было всего лет десять. Афанасий восхищался, какой красавицей стала Анастасия Васильевна, и уже при муже. Поругал власть. Сейчас здесь правят Советы, все места в которых постепенно занимают большевики. Центральная рада пытается прибрать к рукам Харьковщину, но пока не получается. Киев далеко.

Наконец заговорили по делу.

Оказалось, Голенищевы уехали чуть меньше месяца назад.