На улице совсем стемнело. Циглер обернулась и тоже увидела Ломбара, стоявшего у окна. На этот раз он был один.

Она запустила двигатель и сделала полукруг по аллее. Ворота снова открылись перед ними. Сервас быстро взглянул в зеркало заднего вида, и ему показалось, что силуэт Ломбара отдалился от окна, а само оно уменьшилось.

— Что с отпечатками пальцев и с другим материалом? — спросил он.

— Пока ничего доказательного. Но эксперты еще далеко не закончили. Там сотни следов и отпечатков не первой свежести. На данный момент они все принадлежат персоналу. Очевидно, тот, кто нанес удар, пользовался перчатками.

— Тем не менее он оставил слюну на оконном стекле.

— Вы думаете, это что-то вроде послания? — Ирен на миг оторвалась от дороги и посмотрела на Серваса.

— Вызов… Кто знает? — отозвался он. — В этом деле ничего нельзя исключать.

— Или просто глупая случайность. Может, он чихнул возле окна.

— А что вам известно о Гиртмане?

Циглер включила дворники. С темного неба все гуще сыпались снежные хлопья.

— Это убийца сознательный и здравый, не какой-нибудь там психотик в состоянии бреда, как многие в институте. Извращенный психопат, чрезвычайно умный и опасный хищник. Его осудили за убийство жены и ее любовника, совершенное с особой жестокостью. Но есть подозрение, что он прикончил еще человек сорок. Все они женщины. В Швейцарии, в Савойе, в Северной Италии, в Австрии… В общей сложности в пяти странах. Но Гиртман ни в чем не сознался, и никто не смог ничего доказать. Да и в случае убийства жены его взяли только благодаря стечению обстоятельств.

— Похоже, вы хорошо изучили досье.

— Я немного интересовалась Гиртманом в свободное время, шесть месяцев назад, когда его переправляли в Институт Варнье, но никогда не видела данного типа.

— Это в любом случае все меняет. Теперь нам надо исходить из гипотезы, что Гиртман — тот самый человек, которого мы ищем. Даже если на первый взгляд это кажется невозможным. Что мы о нем знаем? В каком состоянии его привезли в институт? Теперь главными становятся эти вопросы.

Она кивнула в ответ, не сводя глаз с дороги.

— Нам еще надо обдумать, как мы будем говорить, какие вопросы ему задавать, — прибавил Сервас. — К этому визиту надо подготовиться. Я не так хорошо знаком с досье, как вы, но мне ясно, что Гиртман не абы кто.

— Есть еще вопрос о возможных сообщниках на территории института и о проколе в работе охраны, — сказала Циглер.

Сервас кивнул и заметил:

— Нам необходимо собраться и как следует подготовиться. Все неожиданно стало проясняться и одновременно усложняться. Прежде чем отправляться в институт, надо проанализировать дело со всех сторон.

Циглер была с ним согласна. Приоритетным звеном в следствии сейчас становился институт. Но им не хватало компетентных сведений, к ним на руки, как говорится, пока не пришли хорошие карты.

— Психолог должен приехать из Парижа в понедельник. У меня завтра доклад на совещании в Бордо. Ума не приложу, как смогу его отменить из-за лошади! Предлагаю отложить визит в институт до понедельника.

— Но если за всем этим стоит Гиртман, который может выходить из института, то мы должны быть уверены хотя бы в том, что остальные пациенты не делают того же самого, — вставил Сервас.

— Я запросила подкрепление в департаментской группе Сен-Годана. Они уже выехали.

— Надо взять под контроль все входы и выходы в институте, обыскивать все машины на въезде и выезде, даже принадлежащие персоналу, поставить наблюдательные посты в горах, чтобы следить за окрестностями.

— Я подала заявку на аппаратуру для ночного видения и стрельбы в темноте, а также на удвоение состава бригады, но очень удивлюсь, если получу согласие. В наше распоряжение поступают два отряда со служебными собаками. Кроме того, некоторые горы вокруг института непроходимы без специального снаряжения. Значит, подход возможен только по дороге или с долины. Если на этот раз Гиртману и удастся миновать охрану в институте, то дальше он не пройдет.

«Теперь дело уже не в лошади, — сказал себе Сервас. — Все гораздо серьезнее».

— Есть еще один момент, требующий разъяснения. — (Ирен бросила на него вопросительный взгляд.) — Какова связь между Гиртманом и Ломбаром? Чем Гиртману так насолил этот конь?

В полночь Сервас, как всегда, еще не спал. Закрыв дверь, он погасил настольную лампу и выключил свой допотопный компьютер, который достался ему после развода и работал еще на «Windows 98». Он открыл большую застекленную дверь гостиной и вышел на балкон. Улица была пуста. Только какой-то автомобиль кружил без конца, пытаясь найти местечко для парковки в двойном ряду собратьев, стоящих бампер к бамперу. Как и во всех городах, здесь царило острое чувство занятого пространства. Как и большинство других, этот город всю ночь никак не мог угомониться, хотя его обитатели давно уже спали. В такой поздний час он жужжал и урчал как машина. Снизу, из ресторана, доносился звон посуды, вспыхивал и стихал разговор, вернее, перепалка мужского и женского голосов. Прошел хозяин с собакой, которая подняла ножку на колесо автомобиля. Сервас вернулся в комнату, порылся в своей коллекции CD-дисков и поставил на самое тихое звучание Восьмую симфонию Малера под управлением Бернстайна. В этот час соседи снизу, которые рано ложились спать, видели уже десятый сон, и их не разбудили бы ни могучие удары молота в Шестой, ни диссонирующий аккорд во Второй.

Юлиан Гиртман…

Это имя снова всплыло в памяти Серваса. С тех пор как Ирен Циглер произнесла его несколько часов тому назад в машине, оно витало в воздухе. За прошедшие часы Сервас попытался узнать о пациенте Института Варнье как можно больше. Не без удивления он услышал, что Гиртман, как и сам Сервас, был неравнодушен к музыке Малера. Ну вот, их уже что-то объединяло. Как и в случае с Ломбаром, он провел много часов в Интернете, выуживая оттуда информацию, и нашел в Сети сотни статей о Швейцарии.

Дурное предчувствие, охватившее Серваса поначалу, теперь расползлось как ядовитое облако. До сих пор расследовалась только нелепая история с гибелью коня при странных обстоятельствах, которая никогда не разрослась бы до таких размеров, если бы Свободный принадлежал не миллиардеру, а обыкновенному местному фермеру. Неожиданно это дело оказалось связано, причем Сервас так до сих пор и не понял, как и почему, с именем одного из самых опасных серийных убийц современности. Ему вдруг показалось, что он стоит перед длинным коридором с закрытыми дверями. За каждой прятался неожиданный и тревожный поворот следствия, и ему было страшно войти в коридор и распахнуть двери. В его воображении коридор освещала одна-единственная лампа. Красная, как кровь, ужас, отчаянно бьющееся сердце. Он плеснул себе в лицо холодной водой из-под крана. Тревога тугим узлом стянула все внутри. Внезапно пришла уверенность, что многие двери вот-вот откроются, а за ними — комнаты, одна мрачнее и темнее другой. И это только начало…