— Красавица, бегума. Не говоря уже о воспитании.

Тогда земляк неожиданно спросил:

— Ты хочешь жениться на ней? — И продолжил сдавленным голосом, почти задыхаясь: — «Преферида» процветает, я собираюсь открыть филиал в Итабуне, а еще я посадил плантацию какао в Рио-ду-Брасу. Аруза — единственная дочь. — Он повторил: — Ты хочешь жениться на ней?

Столь неожиданные вопросы настолько ошеломили Фадула, что он — увы! — не оказал должного внимания доставшейся ему француженке. Но потом, в комнате отеля «Мамеда», понял, что Жамил Скаф решил выбрать Арузе жениха.

То, что Жамил сам выбирал жениха дочери и ставил ее перед фактом, было в порядке вещей, правильно и справедливо, достойно всяческой похвалы. Любящий отец, волнующийся о счастье и будущем Арузы, поступал так, чтобы обеспечить ей благословенный очаг, спокойную жизнь, постоянное благосостояние. Это прекрасная традиция, освященная временем, бесспорная. Она предписывает отцам, отвечающим за судьбу дочерей, выбирать из холостых мужей королевства лучшего, чтобы предложить ему союз и приданое. Некоторые уклонялись от родительского долга, предоставляя легкомысленным, незрелым, романтичным девицам выбирать и решать самим в таком важном деле. Результатом подобной небрежности были несчастливые браки: рыдающие жены, разоренные очаги, промотанное наследство и растраченное состояние! Жамил Скаф старательно и усердно искал в королевстве какао лучшего и нашел на краю света Фадула Абдалу.

Фадул задумался, в следующий свой приезд в Ильеус он даст ответ. Впрочем, прежде всего он поблагодарил за оказанные честь и доверие.

6

На следующее утро, направляясь к станции, чтобы сесть на поезд, Фадул Абдала, случайно или намеренно, пошел неожиданным маршрутом, который привел его к подножию склона холма Конкишта. А на вершине Конкишты находился колледж Богоматери Милосердия сестер-урсулинок. Там готовили учительниц начальной школы, снабжая званием и дипломом всех девушек из богатых семей Ильеуса и всего региона какао, которые учились там в интернате или просто посещали занятия. Утром и вечером приходящие ученицы поднимались и спускались по склону с присущими юности шумом и весельем. А внизу бродили претенденты, дерзкие студенты.

Увидев его с чемоданом — сразу видно, что бродячий торговец, — приподнимавшего рукой шляпу в знак приветствия, Аруза вскрикнула — от радости или от отчаяния — и указала на него своей товарке, коей была не кто иная, как Белинья, ее соседка и наперсница. Они как раз о нем говорили. Фадул продолжил свой путь к станции, а в глазах его стояла девушка в бело-голубой форме.

В час отдыха в любимом уголке под манговыми деревьями Аруза разрыдалась. Белинья не знала, чем помочь подруге, зато Аута Роза, которая училась в интернате урсулинок, решительная и хитроумная второкурсница, моментально предложила решение проблемы. Оно было способно избавить бедную влюбленную от необходимости выходить замуж за жениха, которого выбрал отец. Белинья видела его у подножия склона и подтверждала: огромный простолюдин, плохо одетый, невежественный — полная противоположность нежному бакалавру, по которому вздыхала Аруза и который вздыхал по ней.

Нужно срочно совершить этот трудный, радикальный, хотя и приятный шаг — только Аута Роза могла предлагать это с такой откровенностью. Решение требовало готовности и храбрости — это был вызов семье и обществу. Аута Роза, по мнению матушки Аны де Жезуш, конфисковавшей у ученицы тайную переписку, была демоном в образе человека. Сидя за семью замками, за высокой оградой пансиона, она не только умудрилась наладить переписку с возлюбленным — писакой-вещуном Жозе Жулиу Калазаншем, — но даже тайком встречалась с ним, это точно. Если этого не было, то как же мог редактор и издатель «Газеты грапиуна» в письмах, которые он писал ей и передавал через Белинью, в таких точных, страстных и бесстыдных выражениях описывать подробности анатомического строения студентки педагогического пансиона, обычно тщательно скрываемые под бело-голубой формой? Прочитав страстные послания, матушка Ана де Жезуш согрешила вдвойне: во-первых, потому что прочла их, а во-вторых, потому что вернула письма в тайник под матрасом, не доводя случившееся до сведения матери-настоятельницы. У нее была слабость к этой ученице: девица легкомысленная и бесшабашная, но сердце у нее золотое. Матушка Ана де Жезуш, перед тем как надеть монашескую сутану, тоже была девушкой и влюблялась.

Хитрая и убедительная, Аута Роза командовала Арузой, и та завороженно слушала ее дьявольские советы.

7

Сколько раз в одиночестве Большой Засады Фадул лишал девственности Арузу Скаф! Мягко или жестко, терпеливо или страстно, во сне и во время бессонницы.

Один в постели или покрывая местную проститутку, Фадул ненасытно обладал ею. Это продолжалось около двух месяцев с момента его приезда из Ильеуса. Все это время он мучился воспоминаниями о студентке педагогического пансиона — она стояла у него в глазах, царила в груди и между ног. С наваждением покончила лишь новость, которую привез полковник Робуштиану де Араужу. Бывали ночи, когда Фадул обладал Арузой и лишал ее девственности три или четыре раза подряд.

Боясь напугать или обидеть девушку, Фадул старался поначалу быть деликатным и благоразумным. Он освобождал ее от бело-голубой формы. Робкие ласки, поцелуи украдкой в плечи и в затылок, осторожные прикосновения, попытки обнаружить скрытые сокровища — божественное наслаждение. Понемногу девица раскрывалась, стыдливость превращалась в желание, Аруза покорялась действиям Фадула и позволяла себя раздеть.

Обнаженное тело, распростертое на тонком матрасе из сухой травы, ситцевое покрывало, вонь от клопов — Аруза отдавалась в запустении Большой Засады. Полные груди — такие приятно сжимать и мять рукой, могучий зад, бедра породистой кобылы и щелка. Все как любил Большой Турок. Наконец-то Господь снизошел до него.

Менялись позы — они попробовали все, — время, место и ритм соития, щелка Арузы никогда не была одной и той же. Но в решающий момент Фадул слышал крик, такой же неизбежный, как и кровь, — крик и кровь Сироки. На одно мгновение, короткое, но жестокое, Аруза становилась маленькой Сирокой, беззащитной в зарослях какао перед силой и хитростью бродячего торговца.

Он вновь и вновь овладевал ее девственностью, обрывал лепестки желанного цветка невинности. Цветок Арузы никогда не был одинаковым, но всегда оставался прекрасным, узким и теплым. Вкус менялся в зависимости от каприза Фадула. Он был то густо заросшим, то почти голым, покрытым легким пушком. Пышная роза раскрывалась, предлагая себя. Пряталась в сомкнутых бедрах будто стыдливый бутон. Росток то высокомерно вздымался, то пугливо прятался.

Щелка Бернарды, Далилы, маленькой Котиньи, огромной Мариэты пятнадцать арроб, дырка Короки и многие, многие другие, чистые и нетронутые. Здесь была и девственная дырочка Зезиньи ду Бутиа — пропасть. Только крик не менялся, это был все тот же жалобный и скорбный вопль девчонки Сироки.

От наслаждения в таких количествах у Фадула Абдалы появились темные круги под глазами. Случалось, что он начинал раздевать девственницу, прижимал ее к груди во сне и овладевал ею, уже проснувшись, с открытыми глазами. В Большой Засаде за эти два месяца девственная дырочка Арузы Скаф не раз сливалась с огромной и грубой рукой Большого Турка.