– Ох, мама дорогая!.. – восхищенно выдохнул Граната, навалившись грудью на ограду и отставив поджарый зад. – Охренительно!

Крис был полностью согласен с такой исчерпывающей оценкой поэта-самородка, мастера художественного слова.

Город уступами скакал к берегу. Там, внизу, простирались пляжи, далеко в море вдавались пирсы, и солнечные блики играли на стеклах прогулочных катеров. Вдоль берега тянулся зеленый бульвар, и по обеим его сторонам чуть ли не сплошняком стояли шопы и кабаки. На бульваре было пока немноголюдно, зато многолюдно было на пляжах. Справа возносилась от зеленоватой поверхности воды к лазурным небесам огромная гора, нависая над заливом. По ее кое-где покрытому деревьями склону цепочкой брели вверх крохотные человеческие фигурки. Гора была какой-то корявой, словно обломок зуба древнего великана, и в этой ее неприглаженности, дикости, резких изломах линий и заключалась вся прелесть. Гора казалась полной противоположностью расчерченному сеткой улиц городу, который амфитеатром раскинулся над заливом, и в то же время странным образом гармонировала с ним. Слева этот ансамбль дополняли длинные пологие холмы цвета палой темной листвы. Они завершали подкову залива, как бы въезжая в воду на брюхе. Крису они показались то ли бархатными, то ли плюшевыми; с трудом верилось, что их просто покрывает трава. Море, зажатое между городом и холмами, вдали вырывалось на простор, раскидываясь до горизонта, и незаметно перетекало в чистое нежно-голубое небо. И там, где море сливалось с небесами, виднелись в дымке белые силуэты кораблей. Место было просто изумительным…

– Карадаг, – сказал Атос, с прищуром глядя на вершину горы. – Обломок древнего вулкана.

– Опа! – вскинулся Граната. – Откуда знаешь?

– Кто владеет инфой, владеет миром, – назидательно изрек Атос. И добавил буднично: – Рекламу видел в маркете.

– В мор-ре, парни, в мор-ре! – с нажимом пророкотал Годзилла. – Плавать, бултыхаться, девок за ноги хватать!

– За титьки… – мечтательно закатил глаза Граната. – А где бы тут отлить, мистеры?

* * *

Море не обмануло их ожиданий. Оно было теплым, оно было соленым, оно качало на волнах, лезло в нос и уши, отрезвляло и еще больше опьяняло, оно позволяло теперь уже снизу любоваться вздымавшимся к праздничному солнцу Карадагом. Запах моря умилял, и от плеска волн блаженно шумело в ушах…

Файтеры, как малые дети, бултыхались в нем больше часа, а потом устроились на теплой гальке, подставив бледные спины под утренние лучи. Правда, у них хватило здравого смысла долго не торчать на солнце, и они переместились в тень под навесом, расселись в шезлонгах. То ли море действительно немного нейтрализовало действие коньяка, то ли сработали, наконец, отварные плавники, то ли таково было свойство «Коктебеля»: пьянить, но не оглушать до упаду, – но чувствовали они себя достаточно бодро. А потому тут же приступили к поглощению «Сильвана в бокале», хотя пить вино после коньяка…

Спустя еще час-другой отпускники наведались в ближайший кабак. Затем, прогулявшись по набережной и ныряя из одного шопа в другой, присели перевести дух в еще одном подвернувшемся кабаке – и закрутило их колесо здешнего приморского бытия.

Выдвинутая Портосом идея забраться на вершину Карадага была отвергнута большинством голосов – хватало с них и тренировок на базе. Зато предложение Арамиса совершить экскурсионный полет над городом и заливом на уникаре прошло на ура.

В полете женщина-гид преклонного возраста много чего рассказала об Александрии, но файтеры слушали невнимательно, разморенные алкоголем и едой.

Зато морская прогулка на открытом катере их оживила, потому что дул ветер, и брызги били в лицо, и качка, на удивление, не взбалтывала содержимое желудков, а наоборот – как-то все там укладывала и утрясала.

Лишь у Атоса, видимо, что-то там внутри пошло наперекосяк, потому что он помрачнел и время от времени тер висок. Но и Атос встрепенулся, когда катер углубился под свод скалы Золотые ворота, и смуглый парнишка, по виду явно студент, подрабатывающий на каникулах, рассказал очередную байку, связанную со здешними местами.

По обычаю, завезенному с Земли, первопоселенцы, проплывая под аркой, которая насквозь прореза́ла скалу, загадывали желание и бросали в воду монеты. Тот, кто тут же достанет монету со дна, может быть уверен: его желание сбудется.

– Если, конечно, желание достаточно разумное, – туманно добавил парнишка.

На его предложение насчет монет откликнулись все пассажиры – и полетели в волны ассы, сверкая на солнце.

– А теперь можете нырять, – заявил паренек.

Крис, пожелав скорейшего повышения ранга, собрался уже кувыркнуться в воду, – как и многие другие, вскочившие со скамеек, – но студент охладил его пыл:

– Только учтите, желание каждого сбудется лишь в том случае, если он выловит именно свою монету… – В голосе аборигена послышалась легкая насмешка.

– Чтоб тебя! – Разогнавшийся было к борту Граната с досадой плюнул в воду. – Местные шуточки!

– Шуточки, – подтвердил бойкий юноша. – А городской бюджет пополняется…

…После морских впечатлений не грех было и выпить снова, чем эфесы и занялись в одном кабаке… потом в другом… потом в третьем…

* * *

День пролетел незаметно. Сумерки сплоченная группа отпускников встретила в очередном питейном заведении. Держались файтеры довольно бодро – во всяком случае, так казалось Габлеру. Тем не менее названия кабака он припомнить не мог, да и вообще не очень хорошо представлял, как очутился за этим столом и откуда вокруг столько девиц, одетых по-пляжному. То есть раздетых по-пляжному – отдельные места их обнаженных тел едва прикрывали только яркие полоски. И стол уже традиционно не один, а несколько, сдвинутых вместе. Заваленных разной едой и уставленных всевозможными бутылками. Опьянение было глубоким и стабильным, в голове стоял непрестанный шум – или это штормило море? Или уже и не у моря они находились, а переместились куда-то в глубь кварталов? Крис чувствовал себя упрятанным на дно глубокой шахты, не позволявшей разгуляться, но шахта не была наглухо закрыта. Сверху проникал свет, теплый, успокаивающий свет. Он пробивался в сознание, не давая темноте окончательно сгуститься, и нельзя было терять этот свет. Не хватало еще отрубиться в кабаке!

– Эфесы не отрубаются в кабаках… – пробормотал Крис и ударил кулаком по столу.

– Прравильно! – отозвался голос Портоса. Самого Портоса Габлер почему-то не видел. – Это кабаки отрубаются в эфесах!

Белокурая глазастая девица с красным цветком в волосах, вдруг возникшая на дне шахты, хихикнула. Нет… Хихикнули две одинаковые белокурые девицы с двумя цветками…

Крис тряхнул головой и попытался вылезти из шахты. Или хотя бы выглянуть. Это стоило ему немалых трудов, но своего он все-таки добился. Надолго ли – вопрос другой.

Полумрак немного рассеялся, и оказалось, что никакая это не шахта, а покрытая травой площадка под навесом, где-то на возвышенности, у набережной. Внизу, по набережной, гулял народ, море вовсе не штормило, и в потемневшем небе над ним светили звезды. А еще излучали мягкий свет развешанные на деревьях фонари, так что все было очень славно. С полянки по соседству, окруженной невысокими кустами, доносилась негромкая музыка. Там танцевали. Неподалеку от компании стафлов сидели у стойки люди, и вокруг за столиками тоже сидели люди, и видно было, что они отдыхают и плевать им на всякие восстания, тренировки файтеров и приказы вигионов.