Он неуклюже развернулся и отодвинул кресло, освобождая себе выход.

– Кто вовремя идет отливать, тому мокрым никогда не бывать! – тут же прокомментировал Граната.

Крис молча показал сослуживцу кукиш, едва сумев его сложить, шагнул от стола, как с обрыва в воду, и услышал за спиной голос белокурой соседки:

– С беллизонками лучше не связываться, Крися. Пойдем лучше со мной…

– Обязательно, только потом, – заверил Габлер, нетвердой походкой направляясь к незнакомке.

У него не было никаких предубеждений касательно беллизонок. Это, впрочем, относилось и к любым другим автохтонкам. Так же, как и к колонисткам, и к кроссам.

Незнакомка, казалось, не замечала его приближения, но Крис чувствовал, что все она замечает. Его просто тянуло к ней, и уже образовалась между ними невидимая нить…

Пройти несколько метров до ее столика было все равно что переплыть штормящий океан. Но Габлер, преодолев все трудности, добрался до цели. Стараясь не шататься, остановился перед девушкой и, дождавшись, когда она поднимет глаза, произнес на выдохе:

– Можно с тобой потанцевать?

Получилось довольно разборчиво.

Девушка поставила бокал, вновь одарила его легкой полуулыбкой и поднялась – нет, вспорхнула! – из-за стола. Подол ее платья почти доставал до изящных, изумрудных, как и платье, туфелек.

«Хрустальные башмачки…» – с умилением подумал Крис.

Он бережно взял беллизонку за теплую руку и повел к лужайке.

Танцевать с ней было сплошным удовольствием. Его ладони осторожно сжимали ее гибкую талию, а она положила руки ему на плечи. В приглушенном свете лицо девушки казалось загадочным. Музыка была медленной – как раз такой, какая сейчас больше всего устраивала Криса, – и он почти не сходил с места, плавно покачиваясь вместе с партнершей. И чувствовал какую-то непривычную робость, как в школьные годы, и сладкий холодок в груди, и что-то еще непередаваемое, почти неуловимое, но очень приятное. От ее волос исходил легкий аромат, и этот аромат – удивительно! – был ему откуда-то знаком…

В памяти вдруг сами собой всплыли чьи-то строки, знакомые с юности:

Что – жизнь, что – смерть

Пред этой бездной,

Где я лежу, опустошенный,

Тобой навеки оглушенный,

В убийственном сиянье зведном?

Что – жизнь, что – смерть?..

– Меня зовут Крис, – сказал он, глядя в ее удивительные глаза. – А тебя?

– Анизателла, – не сразу ответила девушка, и это имя прозвучало для файтера как название еще не открытой прекрасной звезды.

Голос у нее был глубокий и бархатистый. Словно прибрежные холмы. Волнующий…

– Низа… – пробормотал он.

– Можно и так, – улыбнулась беллизонка.

Габлеру не хотелось верить, что она – одна из местных хо. Не похожа она была на хошку…

Хотя это несказанно упростило бы их дальнейшие отношения.

«Что это со мной? – подумал он, продолжая нежно сжимать талию партнерши. – Чего это я слюни распустил?..»

Понятное дело, все его ощущения нужно было отнести к действию спиртного. Оттого и загадочность, оттого и робость, и все прочее… С чего бы это такой красивой девушке сидеть в одиночестве в кабаке, вечером? В кабаках обычно поджидают клиентов…

Очарование вдруг развеялось.

– Пойдешь со мной? – напрямик спросил Габлер, решив сразу все окончательно выяснить.

Беллизонка чуть прищурилась и вновь улыбнулась, на этот раз широко, показав ровные зубы:

– И куда же ты меня приглашаешь?

Что-то со стеклянным звоном обрушилось внутри. Хрустальные башмачки, как и принцессы, остались в старых сказках.

– В отель, – чуть ли не грубо ответил Габлер.

– А в какой?

– «Коктебель».

– О, звучание есть заманчивое… Весьма… Только не надо спешить, ладно?

– Как скажешь, мистрис.

Он прислушался к себе. И оказалось, что хоть нечто в душе и обрушилось, но уже вновь воссоздавалось из праха, вновь тянулось в небеса. Он почему-то не мог считать ее обыкновенной хо…

Они станцевали три танца подряд, а потом беллизонка сказала:

– Ты возвращайся к твоей компании, а я пока посижу одна. Хорошо… Крис?

Было в ее голосе что-то такое… какая-то нотка, заставившая Габлера молча кивнуть и проводить ее обратно, за столик.

– Что, сорвалось? – с ехидцей встретил его увешанный красотками Граната. – Бери пример с Портоса, он уже отбыл.

Крис молча отмахнулся и полез на свое место между двумя девицами. Пить он больше не собирался. Анизателла со своего места отсалютовала ему бокалом, а белокурая соседка удовлетворенно сказала:

– Правильно, Крися. Я ж говорю, не связывайся с беллизонками, может боком выйти.

Годзилла и Арамис времени даром не теряли. Один вовсю целовался с татуированной хошкой, лапая ее, где только можно, а другой, раскрасневшись, что-то нашептывал грудастой пышноволосой брюнетке с длинной серьгой в ухе. Атос явно выпадал из этого праздника: он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, и его слипшаяся бородка выглядела весьма жалко.

– …я тогда еще на попрыгунчике[45]ходил, – уже вновь что-то рассказывал девицам Граната. – Иду на посадку, шасси выпустил, мечтаю, как сейчас в барчик завалюсь. А сзади и чуть сбоку мой Мирчо сидит, длинноногий, ну прям как ты, – Граната ткнул в оголенное плечо одну из красоток. – Развалился в кресле и ножищи вперед выставил. Я вниз, а он дернулся и сапог свой чуть ли мне не под нос. Я ему и говорю, не оборачиваясь: «Лапы убери». А он это понял как команду! У нас «лапами» колеса называют… Ну, он и убрал. Подумал, что я посадку отменяю. Так что сели мы на брюхо, пропахали всю полосу, и как живы остались – до сих пор не пойму. Вот так-то, милашки!

Подобную историю Крис слышал, еще когда учился в нэви-колледже. Только участником ее был, разумеется, не Граната. Старая была история, еще допотопных времен. Но хошки ее явно не знали, потому что дружно заохали.

– Почему мы до сих пор ни с кем не подрались? – вдруг кровожадно вопросил Граната. – Там, где файтер берется за дело, не остается живого тела!

– Я тебе подерусь, драчун! – погрозил ему пальцем Годзилла.

Арамис оторвался от пышноволосой и добавил:

– А зачем файтеру браться за дело, если рядом так много женского тела? За тело берись, Сенека, а не за дело!

Девицы радостно завизжали.

– По-моему, твой приятель очень правильно говорит, – заявила блондинка и положила подбородок Крису на плечо. – Поцеловал бы меня, что ли…