мечи, которые по форме не отличить от настоящих, но деревенские дети, играя в рыцарей, довольствовались такими вот палками.

— Ага. Пришёл, наконец, — хитрый прищур придавал лицу старика почти мальчишеское выражение. — Какова погодка, а? Может, ну его, этот поединок? Посидим, на солнышке погреемся.

— Ну уж нет, Кальдор, — наёмник взял палку, опиравшуюся на стену дома. — Слов своих назад не бери. Раз уж назначил, так уж будь добр получать по бокам.

— Ох, дерзишь, наймитская рожа, — Захохотал старик и, крякнув, поднялся с бочки. — Давай сперва поглядим, как ты с оружием управляешься.

Таринор поглядел на «оружие» и усмехнулся. Ему, конечно, доводилось держать в руках подобное, когда он только-только учился сражаться на мечах, но то было давно, будто бы в прошлой жизни. Впрочем, в некотором смысле так оно и было.

— Ну, нападай, попробуй ударить, — старик держал дубинку в левой руке. Он стоял прямо, даже не приняв никакую стойку. Наёмник двинулся вперёд, взмахнул палкой и… уткнулся лицом в траву под скрипучий смех.

— Если в ваших краях ты слывёшь хорошим мечником, то, должно быть, эльфы уже подтираются знамёнами в тронном зале Чёрного замка.

Таринор вскочил на ноги и снова бросился на Кальдора. Оба удара прошли мимо цели, и наёмник с трудом удержал равновесие, получив дубинкой в бок.

— Это кто ж тебя сражаться учил? Ты не мясник, перед тобой не лежит свиная туша в ожидании, когда ты её разрубишь!

Чёртов старик. И как он успевает уйти от удара? Даже не пытается блокировать меч. То есть палку. То есть… как это вообще возможно? Таринор решил больше не делать выпадов. Вместо этого он старался стоять на месте и бить аккуратно. Но тут же оказался вынужден отражать настоящий град очень неудобных ударов от старика. В конце концов, пятясь назад, наёмник запнулся о бочку и упал вверх ногами. Поднявшись на ноги, он тяжело дышал от возмущения.

— Ну, я даже не удивлён, — улыбаясь морщинистым ртом, проговорил Кальдор. — Дальше тратить время смысла нет. Конечно, ты можешь подождать, пока я помру и тогда, возможно, победа в поединке будет на твоей стороне, хе-хе.

— Старик, честно скажи, ты мне вчера что-то в похлёбку? Или дело в отваре, что ты дал мне перед сном? Или ты просто колдун? Говорят, маги воздуха могут двигаться так, что ни один глаз не заметит.

— Ох, будь я магом, уж выбрал бы себе судьбу поинтереснее, — усмехнулся Кальдор. — А пили мы с тобой одно и то же. Отваром травяным сам спасаюсь уж который год. Кости трещат, мне, знаешь ли, уж давно не шестьдесят.

— Но в чём тогда дело? Не мог же я так ослабеть.

— А может ты и никогда не был по-настоящему хорош, а? Оно, знаешь, непонятно, пока рубишь гоблинов и другую шваль, что драться не умеет, да и ростом тебе по пояс.

— Я ведь телохранителем был у Эдвальда! — воскликнул наёмник, но тут же замолк, увидев ехидный взгляд Кальдора. — Хотя то было давно, да и столько всего произошло. Видно, смерть на пользу навыкам не идёт… Рукам вспомнить нужно.

— Нужно, — ухмыльнулся старик.

— Так расскажи. Поделись наукой.

— Никак в ученики ко мне собрался? — воскликнул старик таким голосом, что Таринор понял, что именно к этому всё и велось. Похоже, за прошедшие годы Кальдор Моэн заскучал.

— Как хочешь, так и называй. Если уж меня старик избивает, будто тюк сена, то что мне делать на юге? Научи драться.

— Ну, научить — дело нехитрое. Научиться — куда труднее, — старик подмигнул. — Садись-ка сюда на травку.

Таринор опустился на траву перед Кальдором. Сам старик занял бочонок.

— В целом, всё ты делаешь верно. Да вот только забываешь одну важную вещь. Думаешь, раз я старый, значит, слабый, и пытаешься задавать силой. Вот только сила, Таринор, она в опыте. Пусть войн при короле Эйермунде и не велось, но восстания случались. Знал бы ты, сколько за свою жизнь я повидал мечников. Многие из них, самонадеянные, спесивые, нашли свою смерть на лезвии моего клинка. Бывало, конечно, и мне доставалось, но каждый шрам напоминает мне о той важнейшей истине: как бы ни был ты искусен в чём-то, противника недооценивать нельзя. Будь то бой на мечах, топорах, рыцарский турнир или состязание в стрельбе из лука. От боя насмерть на поле брани до кабацкой пьяной драки за девицу; от конкурса урожаев, где выясняют, у кого тыква больше уродилась, до интриг между королями и лордами. Будь ты хоть юным и полным сил, хоть умудрённым старцем, ты всегда должен быть готов к тому, что соперник выкинет такой фортель, что у тебя глаза на лоб полезут. Слыхал про лесных эльфов и их голозадых воинах? Ни доспехов, ни строя, ни тактики, а каковы в бою? Рубятся как черти!

— Стало быть, надо удивлять, повергать в смятение?

— Это уже дело десятое. Главное — владеть положением. Чтоб мне провалиться, если ты не решил, что я окажусь на земле после первого удара.

— Твоя правда, старик, — улыбнулся наёмник. — Именно так я и подумал.

— Потому-то ты и не старался. И удары твои были курам на смех. Замах палача? Тьфу! Будь у меня в руках настоящий меч, ты бы уже собирал с травы собственные кишки. Да и как ты держишь равновесие, никуда не годится. Одна подножка, и ты на земле с пробитыми лёгкими.

— Научишь меня двигаться?

— Показать могу. А учиться будешь сам. Вставай.

Следующие часы проходили так: Кальдор Моэн показывал Таринору, как не стоит делать во время боя, и предлагал наёмнику самому догадаться, как нужно поступить. Неправильная догадка приводила к новым ударам по бокам, рукам и спине, а потому медленно, но верно наёмник учился думать во время поединка, следить за движениями противника.

— Не пытайся предугадать, учись реагировать. Попытка заглянуть в будущее отвлекает от настоящего. Отвлёкся — умер!

Так и прошло время до вечера. Кальдор теперь озвучивал каждый свой удар, достигший цели. Отвёл взгляд — умер. Забыл про ноги — умер. Поскользнулся, ослабил хват, не увернулся — лишился руки, а потом, наверняка, умер от потери крови. Старик был беспощаден.

— Я заметил, что ты чаще стараешься отбить удар, чем увернуться от него. Это закладывается с азов. Кто тебя учил? Впервые.

— Пожалуй, кто-то из наёмничьего отряда, когда я впервые… Нет, наверное, первые уроки я получил сам, когда бежал с рабовладельческого корабля.

— Оно и видно. Ты боишься меча, как раб боится хлыста. Хоть и провёл, без сомнения, немало битв, ты всё ещё больше сражаешься с оружием, чем с его обладателем.