«Захват» Никеи сельджуками, как и вообще усиление сельджукского влияния в малоазийских фемах, на самом деле означал реакцию на возникновение пролатинского направления в византийской верхушке, чем немедля воспользовались французы, вклинившись в разборки между группировкой одного из наиболее ярких представителей византийского латинства, Алексея I Комнина, и сторонниками традиционных устоев, коими как раз и были сельджуки[70].

Но французы, судя по всему, так и не стали для византийцев своими. Несмотря даже на приглашение Комнина, если, конечно, оно не было подложным. Потому и недоверия между ними, — по сути, временными союзниками, — было больше, чем между турками и византийцами. Даже сам Комнин, несмотря на свою пролатинскую ориентацию, относился к крестоносцам с настороженностью[71].

Недоверие было настолько сильным, что по настоянию императора их главари, начиная с Готфрида Бульон-ского, накануне похода на Никею в 1097 году вынуждены были принести ему вассальную присягу. Избежал этой процедуры тогда лишь Танкред, с группой рыцарей под покровом ночи самостоятельно переправившийся в Малую Азию. Но и ему впоследствии пришлось это сделать.

Вообще эпизод со взятием Никеи и папским призывом к нему весьма показателен в плане демонстрации агрессивных устремлений крестоносцев. О каком богоугодном деле защиты христианских святынь можно говорить, если уже сам папа расписывает перед ними богатства Иерусалима («течет молоком и медом… пуп земли, край, самый плодоносный по сравнению с другими, земля эта словно второй рай»), как бы призывая их к завладению этими богатствами.

О самих крестоносцах и говорить нечего. Уже эпизод с принуждением их к присяге дает представление об исходящей от них угрозе, которую пытался таким образом обуздать император.

А чем, если не желанием предотвратить разграбление византийского города, можно объяснить факт тайной договоренности между защитниками Никеи и византийским военачальником Мануилом Вутумитом о сдаче города именно византийцам? Тогда сестре и жене султана Кы-лыч-Арслана, наместника Никеи, находящегося в то время в другом месте, были обещаны прощение, титулы и деньги. Турки после этого действительно открыли ворота византийцам во время штурма и город перешел под контроль императора. Крестоносцам же по приказу Мануила Вутумита было разрешено появляться в городе группами не более чем в десять человек. Все это дало им повод говорить об измене императора.

Совсем иначе отнесся Алексей Комнин к противнику. Семья и домочадцы Кылыч-Арслана были переправлены в Константинополь, а впоследствии и вовсе отпущены без выкупа. Так с заклятыми врагами не поступают.

Показательным является и тот факт, что Никея, по слухам, не была завоевана сельджуками в 1078 году, а послужила им платой за какую-то услугу византийцам.

Понятно, о какой услуге идет речь. Это может быть только поддержка того или иного ставленника на императорский престол, чем, собственно, всегда и занимались сельджуки, будучи византийскими федератами. В традиционной истории ставленники федератов изображены как «солдатские императоры».

Не знаю, о какой конкретно услуге идет речь в случае с Никеей, но вот то, что большая часть византийской Анатолии оказалась под контролем сельджуков в качестве платы за поддержку императора Михаила VII Дуки в борьбе с его дядей, кесарем Иоанном Дукой, является общепризнанным фактом.

Поэтому вряд ли можно говорить о сельджуках как о дестабилизирующем или, пуще того, антивизантийском факторе в империи. А назвать их деяния атакой на христианские ценности язык и вовсе не поворачивается.

Не высвечивают антивизантийскую роль сельджуков и последующие за I Крестовым походом события. Я имею в виду создание Феодором Ааскарисом Никейской империи после бегства из захваченного крестоносцами Константинополя.

Взгляните на карту данной империи (Рис. 3). Это «смешное» по размерам образование можно назвать империей только в том случае, если включить в нее подданных Конийского (Румского) султана в качестве федератов. Все остальное, сказанное относительно ее величия, будет страдать отсутствием здравого смысла.

Рис. 3. Карта Никейскои империи

Ну как, в самом деле, клочок территории, зажатый между тремя враждебными, как считается, образованиями (Латинской, Трапезундской империями и Конийским султанатом), можно назвать империей или просто сильной державой? Будь положение страны таким стесненным, ее правитель не смог бы даже без проблем покинуть ее пределы, не говоря уже о возможности одержания каких-либо военных побед.

А ведь победы были. И нешуточные. Они в конце концов и привели к восстановлению византийского контроля над Константинополем.

Положение о непримиримой вражде между никейцами и сельджуками подлежит пересмотру.

Трения между ними, конечно, были. Например, иконийский султан Кей-Хосров I пытался помочь утверждению на никейском престоле императора-изгнанника Алексея III Ангела, чем вверг султанат в состояние войны с Ласкарисом, у которого желание уступить престол кому-либо, — пусть даже это был его тесть, — явно отсутствовало. Но можно ли назвать поведение султана антигреческим или антихристианским? Можно ли назвать это широкомасштабной войной? Вряд ли. Его заступничество носило всего лишь характер благодарности за некогда предоставленный ему при императорском дворе в Константинополе приют. В 1192 году Кей-Хосрову пришлось бежать в Константинополь, спасаясь от преследований старшего брата Рукн-ад-Дина, захватившего престол в Конье. Здесь он женился на дочери византийского аристократа Мануила Маврозома и настолько сдружился с Алексеем III, который тогда был императором, что тот в порыве нежности даже усыновил его.