– Как зовут этих людей? – спросил Лу Чжи-шэнь.

– Фамилия монаха – Цуй, – ответил старый монах, – его монашеское имя – Дао-чэн, а прозвище Чугунный Будда. Мирянина же зовут Цю Сяо-и. У него буддийское прозвище Взлетающий в небо якша или Злой Демон. Даже с виду эти люди не похожи на монахов, отрекшихся от мира, это – самые настоящие лесные грабители. А монашеское одеяние только прикрывает их бесчинство.

Во время этого разговора Лу Чжи-шэнь вдруг почувствовал запах еды. Он взял посох, огляделся по сторонам и увидел позади себя глиняный очаг, прикрытый циновкой, из-под которой шел пар. Чжи-шэнь приподнял циновку и обнаружил, что под ней в котле варится просяная каша.

– Эх вы, монахи! Совести у вас нет! – сказал Лу Чжи-шэнь. – Говорите, что три дня ничего не ели, а у самих полон котел каши. Монахи, а врете без зазрения совести!

Почуяв беду, монахи схватили свои чашки, тарелки, миски, ковши и наперегонки бросились к котлу.

При виде еды Лу Чжи-шэнь снова почувствовал невыносимый приступ голода. Ему очень захотелось каши, но никакой посуды у него не было. Тут он заметил у очага полуразвалившийся лакированный столик, густо покрытый золой и пылью. «Голь на выдумки хитра» – говорит пословица. Прислонив посох к стене и схватив пучок соломы, наваленной возле очага, Лу Чжи-шэнь смахнул ею пыль со столика, а затем обеими руками поднял котел и вывалил кашу на столик. Старики монахи ринулись к столику, но Лу Чжи-шэнь встретил их такими оплеухами, что те, кто не успел отскочить в сторону, попадали на землю. Чжи-шэнь принялся загребать кашу обеими руками и запихивать ее в рот. Но едва успел он проглотить несколько пригоршней, как монахи снова запричитали:

– Мы правду говорим, что ничего не ели три дня! Вот только недавно собрали немного пшена и сварили его, а ты отнимаешь у нас и эти последние крохи.

Услышав это, Лу Чжи-шэнь сразу же оставил кашу. В это время за стеной послышалось пение. Чжи-шэнь вытер руки и взял посох. Внезапно в проломе стены он увидел человека, голова которого была покрыта черной косынкой. На нем был халат, повязанный пестрым поясом, на ногах веревочные туфли. Человек этот нес на коромысле бамбуковую корзину, из которой торчали рыбий хвост и кусок мяса, завернутые в листья лотоса. На другом конце коромысла висел кувшин с вином, также покрытый листьями лотоса. На ходу человек напевал:

Я – на западе, ты – на востоке,

Мы давно уже разлучены,

Проживи-ка попробуй без мужа,

А уж я проживу без жены!

Без тебя, дорогая подружка,

Я смогу обойтись как-нибудь,

А без мужа, без верной опоры,

Одинок и печален твой путь!

Монахи придвинулись к Лу Чжи-шэню, показывая ему жестами, чтобы он вел себя потише, зашептали:

– Это и есть Цю Сяо-и, по прозвищу Злой Демон.

Лу Чжи-шэнь торопливо вышел, сжав посох. А человек, не подозревая, что за ним кто-то идет, направился прямо за келью настоятеля. Там Лу Чжи-шэнь увидел зеленый вяз, под которым стоял столик. На столе красовались разные яства, три чашечки и три пары палочек. На главном месте восседал толстый монах. Лицо его было темное, черные брови стояли торчком, как щетка. Вся грудь его была покрыта прыщами, а ниже, из-под одежды, выпирал безобразный черный живот. Рядом с монахом сидела молоденькая женщина. Подойдя к ним, Цю Сяо-и опустил коромысло с ношей на землю и сел рядом.

Но тут монах увидел Лу Чжи-шэня, встревоженно вскочил на ноги и, обращаясь к нему, сказал:

– Прошу вас, брат, присядьте и выпейте с нами чашку вина!

Но Лу Чжи-шэнь, подняв посох, спросил:

– Как же это вы осмелились разорить такой богатый монастырь?

– Присядьте, брат, – настаивал монах, – и выслушайте нас.

– Ну, говори, да побыстрей! – закричал Лу Чжи-шэнь, сердито уставившись на монаха.

–… Да что тут говорить, – начал монах. – Замечательным местом прежде был наш монастырь. Он владел большими землями, и монахов здесь жило множество. А потом монахи, которые прячутся сейчас вон там, начали пьянствовать, безобразничать, тратить деньги на женщин. Какие только меры не принимал настоятель, чтобы обуздать их, но ничего не мог с ними поделать. А они между тем послали на него ложный донос и выжили отсюда. Вот так монастырь и пришел в запустение. Монастырские земли были проданы, а монахи разбрелись кто куда. Мы с этим человеком пришли сюда совсем недавно и, взяв дело в свои руки, решили исправить ворота и привести в порядок храм.

– А что это за женщина распивает с вами вино? – спросил Лу Чжи-шэнь.

– Разрешите сказать вам, почтенный отец, – ответил монах, – эта женщина – дочь Ван Ю-цзиня, проживающего в деревне неподалеку отсюда. Раньше ее отец был жертвователем нашего монастыря, но потом прожил все свое состояние и теперь находится в бедственном положении. В доме у них ничего не осталось, а муж этой женщины лежит больной. Вот она и пришла в монастырь одолжить немного риса. Из уважения к ее отцу мы решили угостить эту женщину. Вот и все. Никаких других мыслей у нас и не было. А вы, почтенный учитель, не верьте тому, что говорят эти старые скоты.

Выслушав монаха и будучи введен в заблуждение его почтительным тоном, Лу Чжи-шэнь свирепо сказал:

– Вот как, значит, эти старики дурачили меня!

С посохом в руках, он отправился обратно. Голодные монахи только принялись за кашу, как вдруг перед ними снова выросла фигура разгневанного Лу Чжи-шэня. Угрожающе показывая на них пальцем26, он вскричал:

– Так это вы, оказывается, разорили монастырское хозяйство да еще вздумали меня обманывать!

– Почтенный отец, – взмолились монахи, – не слушай ты этих бродяг! Ведь ты мог убедиться сам, что они даже женщину у себя держат. Они не отважились дать тебе отпор только потому, что у тебя был посох и кинжал, а у них под руками не было никакого оружия. Если ты не веришь, пойди туда еще раз и посмотри, чем они занимаются. Подумай, почтенный учитель, они там вино пьют и рыбу едят, а у нас даже пшена нет. Понятно, что мы испугались, когда увидели, что ты отнимаешь у нас последнюю еду.

– И то верно, – заметил Лу Чжи-шэнь.

И, снова взяв посох, он пошел за покои настоятеля, но калитка была уже заперта. Взбешенный, Лу Чжи-шэнь одним ударом ноги высадил ее и ворвался во двор. В ту же минуту навстречу