передвигая в темноте вереницы платформ, истошно гудели на трассах грузовые машины, ревели тягачи. И от этого весь заводской двор с наступлением ночи походил на фронтовой плацдарм, где тайно и напряженно шла подготовка к сражению.

Проверив маскировку, вконец обессилевший Добрывечер в цех уже не вернулся. Наговорив Надежде кучу комплиментов и высказав уверенность, что смена пройдет благополучно, Добрывечер откланялся.

Еще когда они обходили цех, Надежде показалось, что их преследует чья-то тень: они остановятся — и тень притаится, они пойдут — и тень за ними. А как только старик отошел, тень сразу же выросла рядом.

— Кто здесь? — вздрогнула Надежда.

— Не пугайся, Надийка, это я, — услышала она голос Лебедя. — Подойди сюда, — позвал он тихонько, не выходя на свет тусклой синей лампочки.

— О, это ты, Аркадий! — радостно бросилась к нему Надежда.

— Тише, нас могут услышать, — предостерег Лебедь. Он схватил ее за руки, увлекая все дальше в темноту.

— Пусть слышат, мне безразлично.

— О нет, это нам может повредить, — произнес Лебедь, едва сдерживая неодолимый трепет, охвативший его от прикосновения к руке молодой женщины.

То, что она назвала его по имени и сразу так радостно кинулась к нему, снова — как вчера на берегу — затуманило его разум. Захотелось прямо тут же схватить ее в объятия и ласкать, ласкать. Но он опять превозмог это искушение: малейшая несдержанность могла все испортить. Да к тому же теперь уже скоро, может быть сегодня, его желание все равно сбудется. Только бы согласилась она пойти после работы домой вместе с ним. И именно пойти, а не поехать. Он поведет ее не через парк и не по дороге, а глухими степными тропками, где только звезды будут свидетелями их встречи.

— Как ты тут оказался? — спросила Надежда. — Ведь твоя смена уже давно кончилась.

— На совещании задержался, — скрыл он цель своего появления. — А ты не ждала?

— Никак не ждала.

Лебедь прикинулся обиженным:

— Ты, я вижу, стала совсем равнодушной, как только беда миновала.

— Ну что ты, Аркадий. Нет, нет! — горячо возражала она. И откровенно призналась: — Весь вечер искала случая повидаться. Ведь я слышала, как ты защищал меня от Стороженка. Я так тебе благодарна!..

Кто-то, проходя совсем близко от них, споткнулся. В полосе синего света выросла фигура Сашка Заречного. Отряхиваясь, он посмотрел в их сторону. Где-то близко из темноты послышался говор монтажников.

Лебедь вздохнул:

— Разве тут поговоришь!

— Ну ничего, в другой раз, — сказала Надежда.

Оглянувшись кругом, Лебедь поспешно прошептал:

— А может, после работы? Вместе пойдем домой. Хорошо? — И, уже отходя, властно и горячо добавил: — Буду ждать за проходной.

— Хорошо, — так же торопливо ответила Надежда.

XVI

В цех Надежда возвратилась заметно возбужденной. Свидание с Лебедем заронило в душу какое-то непонятное волнение. Она искренне обрадовалась неожиданной встрече с Лебедем и охотно согласилась идти с ним домой. После всего, что произошло у Стороженка, и после того, как Лебедь с такой решительностью взял ее под защиту в комитете комсомола, ей самой хотелось побыть с ним с глазу на глаз и искренно за все поблагодарить. Но таинственность, с которой они уславливались, вносила в ожидание предстоящей встречи неуловимое беспокойство.

Волнение Надежды заметили и в цехе. К ней сегодня особенно присматривались. Одни — из любопытства: мол, такая молодая — и уже руководит целым коллективом. А другие — из сочувствия. Вчерашняя история с увольнением произвела на сварщиков гнетущее впечатление, поэтому ее новое назначение было воспринято ими чуть ли не как личная победа.

— Вот что, Надийка, — отвел ее в сторону добродушный геркулес Влас Харитонович, — о нас не беспокойся.

Ему, как и многим, показалось, будто Надежда чувствует себя потому неуверенно, что осталась одна управлять цехом: ведь Добрывечер ушел, начальника цеха вызвали к Морозову, и даже Марко Иванович, воспользовавшись субботним вечером, поехал домой.

— Все будет в аккурат, — успокаивал ее Харитонович. — Видишь моих хлопцев? — кивнул он в сторону сварщиков. И по секрету сообщил: — Вахту объявили фронтовой. На рекорд смену тянем.

Оператор стана Павло Ходак воспринял беспокойство Надежды по-своему.

— Как твой Юрасик? Здоров ли? — поинтересовался он.

— Спасибо, ничего. А что же это твоего Сережу не видно? — удивилась Надежда. Мальчуган обычно и в ночную смену от отца не отходил.

— Дома хозяйничает, — ответил довольный Ходак и тихонько хмыкнул, как сын. — Уже вторую ночь один. И знаешь, кто на него повлиял?

— Кто?

— Аркадий Семенович!

— Лебедь? — Надежда почувствовала, что у нее загорелись щеки.

— О, они друзья!

— Откуда же у них такая дружба?

— А он взял шефство!

— Над Сережей?

— Над обоими! — сверкнул щербатыми зубами Ходак. — На чертежах муштрует. Понятливый, бестия! Вот бы мне такую смекалку! — похлопал он себя по стриженой голове.

С образованием Ходаку не посчастливилось. Жизнь сложилась так, что даже в начальной школе учиться пришлось мало. Но природа наградила его на редкость острым глазом и неугасимым изобретательским огоньком. За что бы ни взялся, все делал по-особенному. Даже обыкновенный болтик не мог нарезать без того, чтобы не внести чего-то нового. А в свободные минуты всегда мастерил, экспериментировал. Частенько в воскресенье возился у станка, но воплотить свои замыслы в чертеж не мог. Чертежи для него — словно ребусы. И Надежде было приятно, что Лебедь сам вызвался помочь ему в этом.

— Сейчас мы чертим одну штуку.

— Какую?

— Мощность стана хочется увеличить. Только никому об этом ни гугу! Может, еще и не выйдет.

— Обещаю.

— Нет, ты мне вот что обещай… — запинаясь, начал Ходак таинственно, и над переносицей у него сбежались два желобка. — Как бы тебе сказать… Посоветоваться хочу… О нем, о Лебеде… — Но, заметив Страшка, выскочившего в этот момент из-за рамы, замолк. — Ну ладно, в другой раз.

Экспрессивный Страшко еще издали протянул Надежде обе руки. Он споткнулся на повороте, противогаз съехал на живот, но припухшее лицо не утратило сияния — это означало, что сегодня он в хорошем настроении. Уже давно не видели таким грозу по технике безопасности, который носился по цехам сердитый и озабоченный, особенно в ночную смену.

— П-приветик, мое золотко! Приветик! П-пардон! — закашлялся он от горького дыма. Откашлявшись, уже совсем охрипшим, петушиным голосом протянул на высокой ноте: — И-идеально!

Он только что обошел другие цеха. Накричался и наругался в мартеновском, где люди от нестерпимой жары и духоты вынуждены были кое-где приоткрыть окна вопреки суровым правилам. Да и работа, по его мнению, в тех цехах шла вяло.

— А у вас, золотко, п-просто л-люкс!

Смена в самом деле выровнялась и, несмотря на духоту, набирала темп. Люди по очереди бегали в душевую, обливались водой и снова