— У вас были сообщники? — продолжает допрос милорд Тайнери, не глядя на Ортензию.

— Нет, — ни секунды не задумываясь, быстро выпалила она, — никто не был посвящен в мои планы, я все придумала сама.

— Чем закончилось ваше предприятие?

— Он сбежал. У него был амулет переноса.

— Зачем вы последовали за ним?

Это самый опасный для нее вопрос. Если она признается, что у нее была сообщница, то сразу втянет в это дело Мари, и выкрутиться той уже не удастся.

— Перенос случайно захватил жену моего брата, и мы отправились ее искать. Женщине в ее положении бродить по дорогам очень опасно. — Она сумела сказать почти правду и при этом выгородить Мариту, и мне стало легче дышать.

Теперь я точно знал, что мне можно рассказывать, а что нет.

Однако вскоре убедился, что обрадовался рано.

Председатель объявил, что миледи Ортензия Монтаеззи пока может отправляться в отведенную ей комнату, и стражник открыл перед девушкой двери.

А я вздохнул свободнее. Самое страшное для меня было позади. Теперь предполагались допросы остальных, а уж это я как-нибудь переживу.

Незаметно растер под столом нывшие костяшки пальцев, старательно не замечая несчастных взглядов Клариссы. Ну и что, затекли немного. Зато ни мой разум, ни чувства не затуманены никакими настойками.

Вторым на стул подсудимого сел Хенрик.

Обвел всех внимательным взглядом, задержавшись на один миг на моем лице, и застыл, точно так же глядя в никуда серыми глазами, как совсем недавно смотрела его сестра.

Председатель начал задавать первые, самые простые вопросы, и Хенрик четко назвал свое имя, рассказал про мать и отца, кем он приходится миледи и кто его нанял на службу замковым магом.

Разумеется, отец Ортензии. Он безумно обожал свою дочь, однако и к сыну своей тайной супруги относился очень хорошо. И когда у мальчика обнаружились способности, тот отправился в Северную школу магии в карете милорда. И та же самая карета всякий раз ждала его у ворот, когда в школе начинались каникулы.

А когда Хенрик должен был получить аттестат, на его имя пришло приглашение из замка Монтаеззи.

— Вы знали, что ваша сестра планирует похитить милорда Зигеля дель Ксаро? — задал вопрос председатель, и я вновь напрягся.

— Нет, — отрицательно качнул темноволосой головой маг, — не знал.

У меня отлегло от сердца. Непонятно, когда они успели сговориться, но им это может помочь. А я, естественно, не стану их выдавать. Потому что имею свое мнение по поводу всех происшедших в замке событий.

— И знать такого не мог. Ведь это именно я придумал и провел операцию по захвату милорда. Неужели вы поверили, что нежная, добрая девушка может измыслить, а тем более осуществить такой план? — уверенно и чуть насмешливо сообщил королю Хенрик, заставляя меня крепче вжаться в кресло. — Я давно понял: если вернется Терон, то он выгонит из замка и меня, и мою жену. Да и сестре придется несладко. До нас доходили слухи из столицы… он был хорошо известен как игрок, задира и грубиян. Если бы ему удалось склонить к ненавистному браку мою сестру, думаю, он бы быстро превратил нашу спокойную жизнь в ад. Вот я и предпринял кое-какие действия. И очень жалею, что они не увенчались успехом.

Ну вот и все. Он закопал и себя и ее. Теперь никто не поверит в глупую выходку не знающей реальной жизни девчонки. Сейчас налицо преступная семейка, всеми силами цепляющаяся за не принадлежащее им по закону имение.

— А как же ему удалось сбежать, раз ты так хорошо все продумал? — интересуется председатель.

— У него был спрятан на груди амулет переноса. Я не догадался его обыскать, — признался Хенрик.

— А почему с ним вместе в перенос попала твоя жена? — смотрит испытующе король.

— Случайно. Она ничего не понимает в переносах и, когда увидала, что Зигель исчезает, испугалась за него и схватила за камзол.

— А если бы Зигель уперся и ни в какую не захотел жениться? — интересуется председатель, и я замираю.

Все. Смолчать про то, что я провел в подвале три дня, мне не удастся!

— Мне пришлось бы… подлить ему одно из тех снадобий, что делают людей сговорчивее, — вздохнул Хенрик, быстро взглянув на меня.

Ну хоть что-то сообразил. Однако это теперь такая мелочь, по сравнению с тем, в чем он признался.

Ему задали еще несколько несущественных вопросов и отправили в его комнату.

Несмотря на то, что каждая из этих уютно обставленных комнат имеет примыкающую умывальню, на окнах там стоят красивые витые решетки, а двери запираются на ключ. И стены защищены заклинаниями.

Чтобы те, кто выйдет оттуда свободным человеком, не могли пожаловаться на неудобства, а те, кому хотелось бы оказаться отсюда подальше, не смогли осуществить свои желания.

Председатель объявляет перерыв на час, и мы дружно встаем, проявляя таким образом почтение к стремительно выходящему прочь королю.

— Пойдем выпьем чаю со свежими пирожками, — зовет Кларисса, и я нехотя плетусь за ней.

Не хочу я сейчас ни есть, ни пить; от точащей душу тревоги мне хочется сделать что-нибудь такое… чего никак не ожидают от меня те, кто уверен, что хорошо меня изучил.

Мы проходим мимо комнат, в которых заперты привезенные на сегодняшний суд подозреваемые, и я мечтаю, чтобы двери хоть на миг стали прозрачными. Не все… только в одной комнате.

После перерыва в судную комнату ввели Мари. На голове девушки надет простенький чепчик, а выглядит она побледневшей и утомленной. Хотя маги уверяют, что здоровье ей подправили.

Возлюбленная Хенрика провела всю ту ночь, когда мы их искали, и следующий день взаперти в маленькой заброшенной охотничьей избушке на болотах. Осенью, когда начинается перелет гусей и уток, в тех местах довольно многолюдно, и охотники ее освободили бы намного быстрее. Но сейчас весна, и, пока до нее не добрались маги, Мари просидела, забравшись с ногами на стол, потому что по полу, оказывается, бегали мыши.

— Как твое девичье имя? — Первый же вопрос председателя вгоняет Мариту в легкий ступор.

Она оглядывает нас подозрительным взглядом, тяжело вздыхает, словно ей предстоит прыжок с моста в реку, и тихонько бормочет:

— Марита Чануа.

Король вопросительно глянул на Клариссу, получил подтверждающий кивок и нахмурился.

— Кто может подтвердить, что ваш брак состоялся без применения силы и незаконных действий? — взглянув на короля, переводит в слова его недовольство милорд.

А с чего его величество должен радоваться? Единственная дочь одного из самых толстых денежных мешков столицы могла бы оживить своим приданым любую из захиревших знатных фамилий.

— Я, — произношу заранее приготовленное слово, и это первое, что я сказал на сегодняшнем судилище.