Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в Курляндию приехала племянница Петра I, русская принцесса (уже вдова герцога Курляндского), чтобы закрепить за Россией права на балтийские порты — Либаву и Виндаву (ныне — Лиепае и Винтерпилс), юному Бирону выпал шанс, или, как говорили в XVIII в., — «случай».
Но почему Анна так быстро овдовела? Возможно, виной тому — дурной петербургский климат, возможно — алкоголь. Жених приехал за невестой в Северную столицу. Празднества продолжались без малого четыре месяца, но молодая чета так и не смогла вернуться в Курляндию — герцог умер в дороге, в 40 верстах от Санкт-Петербурга на мызе Дудергоф. Вдовая герцогиня, по распоряжению Петра, приехала в столицу Курляндии Митаву, где отец герцога построил в свое время роскошный дворец, чем едва не разорил страну, и осталась там жить. От ее имени Курляндией управлял российский представитель Петр Михайлович Бестужев-Рюмин. Секретарем к Бестужеву и устроился Бирон.
Вскоре он закрепляет свое положение выгодным браком — женится на Бенигне Готлиб фон Тротта фон Трейден — придворной даме герцогини Анны. Позже Джейн Рондо увидит эту пару в Петербурге и напишет о них следующее: «Он обер-камергер, красивый мужчина, но с каким-то отталкивающим взглядом[21]… когда он начинает говорить, то становится ласковым. Графиня — женщина низенького росту и весьма красива, но лице ее испорчено оспою, зато шея самая прелестная».
Э. Бирон
Нам не угадать, какие чувства испытывал к юной супруге Бирон, но ухаживал красиво, как это полагалось в XVIII в. Обращаясь к невесте в одном из писем в октябре 1722 г., он посылает ей изящную коробочку для косметики и осведомляется: «Надеюсь, что добрый Шмидхаммер уже был у вас и что сюрприз удался. Благодаря Бога в этот день за все хорошее и доброе, что он сделал для вас, пусть великий Бог и в дальнейшем дарит вам здоровье. Когда дела будут окончены, пусть ни малейшая печаль не тревожит ваше сердце. “Прекрасный и любимый” — девиз вашего сердца. Поскольку я имею преимущество быть близким вашему сердцу, считаю дни, которые еще разделяют нас, и успокаиваю себя, что вскоре увижу своего милого ангела».
А через два года он пишет уже жене по поводу рождения первенца: «Целую своего сына, мой ангел, твой верный слуга Э.И. Бирон».
Теперь для счастья молодой семьи не хватает одного — приличного жалования супруга.
Периодически Анна наезжает в гости в Петербург, с ней — ее Малый двор и Бирон. Юнкер Берхгольц записывает в дневнике в сентябре 1724 г.: «11-го. Камер-юнкер Бирон рассказывал мне сегодня, что Его Величество император приказал вчера выдать герцогине 3000 рублей на путешествие в Курляндию и обещал ей следующею весною навестить ее в Митаве. Как рада должна быть добрая герцогиня, что наконец может опять возвратиться в свои владения, где ей совсем иначе живется, чем здесь, легко себе представить, особенно если принять во внимание, что в последние годы она приобрела в Курляндии такую любовь, что ее почитают там почти как полубогиню. У нее, говорят, еженедельно бывают два куртага, именно по воскресеньям и средам, и она курляндскому дворянству при всех случаях оказывает много милости и доброты. Двор ее, по словам камер-юнкера, состоит из обер-гофмейстерины Ренне, трех немецких фрейлин и двух-трех русских дам, из обер-гофмейстера Бестужева, одного шталмейстера, двух камер-юнкеров, одного русского гоф-юнкера и многих нижних придворных служителей. Около 3 часов его королевское высочество поехал к герцогине Курляндской и простился с нею».
Не понять, иронизирует ли юнкер (впрочем, обычно за ним такого не водилось) или Бирону и в самом деле удалось убедить его, что герцогиня счастлива в Митаве. На самом деле все обстояло прямо противоположным образом.
Содержание Анне отпускали скудное, и она жаловалась Петру, что не может «себя платьем, бельем, кружевами и по возможности алмазами не только по своей чести, но и против прежних вдовствующих герцогинь курляндских достаточно содержать», меж тем, как «партикулярные шляхетские жены в Митаве ювелы и прочие уборы имеют неубогие, из чего герцогине, при ее недостатках, не бесподозрительно есть». Но Петра это, кажется, не слишком волновало — порты принадлежат России, значит, все в порядке.
Анна — ребенок царя Иоанна и царицы Прасковьи — одна из последних «теремных затворниц» и растили ее по старинным московским обычаям, а теперь ей предстояло жить в немецкой провинциальной Митаве, говорящей на чужом для нее языке. И провела она там целых десять лет. Надежда снова выйти замуж, забрезжившая перед глазами Анны, когда в Митаву прибыл внебрачный сын короля Польши Августа II герцог Мориц Саксонский, быстро развеялась. Такой жених и укрепление связей Курляндии с Польшей и Саксонией никак не устраивали Петербург. Тщетно Анна писала Меншикову: «Прилежно вашу светлость прошу в том моем деле по древней вашей ко мне склонности у Ее Императорского Величества предстательствовать и то мое полезное дело совершить».
Конечно, Анне, несчастной, всеми брошенной и преданной, необходимо перемолвиться с кем-то словом, нужен кто-то, кто хоть немного развеял бы ее одиночество. В XVIII в. эти обязанности, как правило, исполнял любовник, или как говорили тогда — «амант». Молва приписывала Анне связь с Бестужевым-Рюминым. Когда же его удалили от Двора, с традиционно-русскими обвинениями во взяточничестве и казнокрадстве, Анна нашла утешение в связи с Бироном.
Сам Бестужев, когда ему удалось отчитаться перед «верховниками» и освободиться от обвинений, с горечью писал своей дочери, одной из немногочисленных фрейлин Анны: «Если вам станут говорить о фрейлине Бироновой, то делайте вид, что ничего не знаете. Поговорите у себя в доме со Всеволожским, чтоб между служителями ее высочества было как можно более смуты и беспорядка, потому что я знаю жестокие поступки того господина. Я в такой печали нахожусь, что всегда жду смерти, ночей не сплю; знаешь ты, как я того человека люблю, который теперь от меня отменился». Любимый, но «отменившийся», т. е. изменивший человек — это, конечно,