только этим. Помещица Шестакова, попавшая в Летний сад, рассказывала: «…как привели меня в сад и ходят там две птицы величиною и от копыт вышиною с большую лошадь, а копыта коровы. Коленки, бедры лошадиные, а как подымешь крыло, бедры голы, как птичье тело, а шея как у лебеди длинна… а перья на ней такие, как на шляпах носят. И как я стала дивиться и промолвила “Как их зовут?” — лакей сказал: “Постой”, — и побежал от меня во дворец и прибежал обратно: “Изволила Государыня сказать, эту птицу зовут строфокамил, она де те яйцы несет, что в церквях по паникадилам привешены”, а иногда императрица стреляла из лука по мишеням».

Дворец оживал только в дни праздников, когда вновь начинали работать фонтаны и в Летнем саду собирались гости. Анна Иоанновна тратила громадные суммы на устройство балов и маскарадов, на фейерверки и иллюминации. Жена английского резидента леди Рондо сравнивала один из таких придворных праздников с путешествием в волшебную страну фей из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь», а герцог де Лириа писал: «Я бывал при многих дворах, но могу вас уверить: здешний двор своею роскошью и великолепием превосходит даже самые богатейшие, потому что здесь все богаче, чем даже в Париже..

Анна Иоанновна следила за мировой модой и требовала того же от своих приближенных. Она официально запретила приезжать ко Двору два раза в одном и том же платье. И щедро платила своим дамам из «комнатных денег», чтобы они могли соблюдать «дресс-код». Только в 1738 г. Бенигне Бирон выдали 2249 рублей 50 копеек за «яхонтовые камения да за крест и серьги бриллиантовые»; в следующем году она взяла 200 рублей на «китайские товары». Встречаются краткие упоминания о «покупке, которая куплена по приказу ея сиятельства госпожи графини фон Бироновой. 1 кисть жемчугу 63 руб. 41 золотник 205 руб. Куплено бралиянтов 6 крат по 45 руб. крата, а счетом 50 камней, итого 292 руб. Всего 700 руб., по сему счету заплачено Александру Григорьевичу Строганову [старшему сыну Г.Д. Строганова, уральского солепромышленника, одного из богатейших людей России. — Е. П.]».

Себе же шестью годами ранее императрица заказала бриллиантов на 158 855 рублей, 22 805 рублей израсходовали на покупку сервизов. В 1734 г. только на украшения Анна потратила 134 424 рубля, сумма ее расходов стремительно приближалась к миллиону. Со времен Петра II общие расходы на Двор увеличились в два с половиной раза.

Анна Иоанновна обожала слушать сплетни, разные сказки и истории, в том числе и непристойные. Немало ее фрейлин сделали карьеру благодаря своему острому языку. Отдых и болтовня с придворными дамами стали ее любимым занятием после обеда. Возможно, эта атмосфера напоминала Анне дни юности в Москве в палатах царицы Прасковьи, но, кроме того, сплетни — это хлеб насущный любого политика. Он должен быть в курсе, кто с кем вступил в альянс за спиной повелителя, кто, наоборот, в соре, кто кого пытается подсидеть. Поэтому фрейлины императрицы, и первая из них — госпожа Бирон, для Анны Иоанновны это «специалисты по связям с общественностью».

Анна правила так, как научилась у матери, пожалуй, как только и могла править женщина в XVIII в., — используя сплетни и слухи, как свое оружие. Поэтому нас не должны удивлять жалобы Иоанна Эрнеста Миниха, сына одного из самых блестящих полководцев и политических авантюристов генерал-фельдмаршала графа Бурхарда Кристофа Миниха: «Ни при едином дворе, статься может, не находилось больше шпионов и наговорщиков, как в то время при российском. Обо всем, что в знатных беседах и домах говорили, получал он обстоятельнейшие известия, и поскольку ремесло сие отверзало путь как к милости, так и к богатым наградам, то многие знатные и высоких чинов особы не стыдились служить к тому орудием».

Надо сказать, что у Миниха-младшего были личные причины жаловаться. В свое время его отец попытался занять место Бирона около Анны, но герцог устранил его с помощью изящной «географической», скорее даже «топографической», интриги, т. к. она напрямую связана с топографией Петербурга XVIII в. Об этом инциденте оставил воспоминания генерал майор Кристоф Герман фон Манштейн, бывший адъютантом Миниха: «Когда Двор только что расположился в Петербурге, граф Миних нашел способ вкрасться в доверенность графа Бирона. Последнему он сделался наконец так необходим, что без его совета тот не предпринимал и не решал ни одного даже незначительного дела. Граф Миних только того и хотел, чтобы всегда иметь дело, и, в честолюбии своем, стремился стать во главе управления. Он пользовался всеми случаями, которые могли открыть ему доступ в министерство и в Кабинет. Но как он этим захватывал права графа Остермана, то встретил в нем человека, вовсе не расположенного уступать, а напротив, старавшегося при всяком случае возбудить в обер-камергере подозрения к фельдмаршалу наговорами, что этот честолюбивый генерал стремился присвоить себе полное доверие императрицы и что если он этого достигнет, то непременно удалит всех своих противников, начиная, разумеется, с обер-камергера. То же повторял граф Лёвенвольде (обер-шталмейстер и полковник гвардии, большой любимец Бирона), и будучи смертельным врагом графа Миниха, он всячески раздувал ненависть.

Прежде чем открыто действовать, Бирон подослал лазутчиков подсматривать действия Миниха относительно его. Прошло несколько дней, как любимцу передали неблагоприятные речи о нем фельдмаршала. Тут он убедился в его недобросовестности и понял: если Миних будет по-прежнему часто видеться с императрицей, то ему, Бирону, несдобровать. Ум Миниха страшил его, так же, как и то, что императрица могла к нему пристраститься и тогда, пожалуй, первая вздумает отделаться от своего любимца. Надобно было опередить врага.

Первой мерой было дать другое помещение Миниху, назначив ему квартиру в части города, отдаленной от Двора, тогда как до сих пор он жил в соседстве с домом Бирона. Предлогом этого перемещения Бирон представил императрице необходимость поместить туда принцессу Анну Мекленбургскую. Миниху внезапно было дано приказание выезжать и поселиться по ту сторону Невы. Тщетно просил он Бирона дать ему срок для удобного вывоза мебели; он должен был выехать не мешкая. Из этой крутой перемены к нему Бирона Миних заключил, что ему придется испытать еще худшую беду, если не удастся в скором времени смягчить графа. Он употребил всевозможные старания, чтобы снова войти в милость Бирона, и приятели, как того, так и другого, немало старались помирить их, но успели в этом только наполовину, с этого времени Бирон и Остерман стали остерегаться Миниха, который и со своей стороны остерегался их».

Мосты через Неву в то время не наводились, переправа, особенно в осенние и весенние дни очень опасна, и очевидно,