Что это — жалобы отвергнутого любовника или сетования верного слуги на неблагодарную госпожу? Кажется, в XVIII в. не делали больших различий между этими статусами. Обратим также внимание, что Бестужев упоминает и о «фрейлине Бироновой», о том, что не следует распускать язык. Видимо, семья действовала заодно, пытаясь «свалить» конкурента, и это в духе XVIII в. — объединиться семьями за место у трона, за внимание властелина.

Однако Бестужев не потерял надежды вернуть расположение герцогини и наставляет дочь: «…но вы об этом не давайте знать, вы должны угождать и твердо поступать и служить во всем, чтоб в кредите[22] быть и ничем нимало не раздражать, только утешать во всем и искусно смотреть, что о нас будет говорить, не в противность ли?». Дочь немногим смогла ему помочь, вскоре ее саму «верховники» обвинили в государственной измене и заточили в монастырь. Самого же Петра Михайловича в 1728 г. арестовали и под стражей препроводили в Санкт-Петербург, где обвинили в мздоимстве. Обвинение подтверждало письмом самой Анны Иоанновны к Петру II, что «Бестужев-Рюмин расхитил управляемое им имение и ввел ее в долги неуплатные». Старые связи Бестужева помогли избежать ссылки, но в Курляндию он уже не вернулся.

Смерть Петра II и избрание Анны Иоанновны новой императрицей, ее расправа с «верховниками» неожиданно подняли семью Биронов на невероятную для бедных провинциальных дворян высоту. Возможно, госпожа Бирон была среди фрейлин, сопровождавших будущую императрицу в Москву. Во всяком случае, в документах упоминается Карл Эрнст, младший сын четы Биронов, которому тогда исполнилось лишь два года. Причем упоминается в очень интересном контексте — в его одежде прячут тайные записки, которыми Анна обменивается со своими союзниками, готовясь скинуть «верховников». Прячут от караулившего императрицу «аки бы некий дракон» В.Л. Долгорукого. Какой, однако, смысл брать в далекую поездку маленького ребенка, если не берешь его мать? Самого Эрнеста Иоганна в свите, вероятно, не было (во всяком случае, он не упомянут). Анна Иоанновна и Бирон не хотели злить «верховников» и вступать с ними в пререкания раньше времени. Их переворот должен стать полной неожиданностью — лишь тогда у них есть шансы на победу, так и вышло.

Если госпожа Бирон и находилась с императрицей в Москве, то она, видимо, старалась не выставлять себя напоказ. Зато активно действовали другие придворные дамы — русские дворянки, имевшие связи в Москве: Прасковья Салтыкова (жена будущего фельдмаршала П.С. Салтыкова) и Мария Черкасская (жена А.М. Черкасского) — урожденные сестры Трубецкие; Евдокия Чернышева (жена генерала Г.П. Чернышева), Екатерина Головкина (двоюродная сестра Анны и сноха канцлера), дочь канцлера Анна Ягужинская — стали передаточным звеном между вождями «партии» и императрицей.

Наконец митавская затворница утвердилась на русском троне, во время коронации Анны Иоанновны госпожа Бирон значилась уже в числе статс-дам императрицы, а сам Бирон получил должность обер-камергера. Указ новой императрицы гласил, что Бирон получил эту должность за то, что «во всем так похвально поступал и такую совершенную верность к нам и нашим интересам оказал, что его особливые добрые квалитеты и достохвальные поступки и к нам оказанные многие верные, усердные и полезные службы не инако, как совершенной всемилостивейшей благодарности нашей касаться могли». И вдвоем они тихо, не привлекая внимания, начали расправляться с «верховниками»: ссылая их одного за другим в отдаленные имения или в Сибирь, — смотря по рангу и по степени опасности для самодержавия.

Впрочем, разумеется, Бирон в этом деле не единственный советник Анны. Ксаверий Рондо писал о Василии Лукиче: «После кончины Петра II принял на себя составление проекта об ограничении самодержавной власти преемника Русского престола. Хотя предположение это и было одобрено большею частью Сенаторов, однако же потом, происками Остермана, за составление его он был сослан в Сибирь и лишен всего движимого и недвижимого имения», а потом, как нам известно, и жизни. А бывший фаворит Петра II непутевый супруг Натальи Шереметевой в своих бедах винил кузину Анны — Елизавету Петровну. В ссылке он жаловался, что «императрица послушала Елизаветку, а та обносила всю нашу фамилию, за то, что я хотел ее за рассеянную жизнь сослать в монастырь». Вероятно, победившие сторонники Анны напоминали стаю ворон, терзавших еще живых, но беспомощных жертв.

Обустройство дворцов и двора

Когда говорят об Анне, то вместе с жестокостью ее правления вспоминают пышность ее Двора и страсть Бирона к расточительству, его непомерные расходы: перстни, трости, табакерки, а еще великолепная конюшня, наряды жены оценивались в 500 000 рублей.

Впрочем, другие историки вспоминают, что сама Анна не большая охотница до нарядов, но она хорошо понимала, что императрица в великом государстве не может ходить оборванкой. Политик, государственный деятель елизаветинских и главным образом екатерининских времен, историк-любитель М.М. Щербатов, родившийся в правление Анны Иоанновны (императрица умерла, когда Михаилу исполнилось 7 лет), писал о ней: «Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконения суть ясны и основательны. Любила приличное великолепие императорскому сану, но толико, поелику оно сходственно было с благоустройством государства. Не можно оправдать ее в любострастии, ибо подлинно, то бывшей у нее гофмейстером Петр Михайлович Бестужев имел участие в ее милостях, а потом Бирон и явно любимцом ее был; но, наконец, при старости своих лет является, что она его более яко нужного друга себе имела, нежели как любовника. Сей любимец ее Бирон, возведенной ею в герцоги Курляндские, при Российском же дворе имеющий чин обер-камергера, был человек, рожденный в низком состоянии в Курляндии, и сказывают, что он был берейтор, которая склонность его к лошадям до смерти его сохранялась. Впрочем, был человек, одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, кровожаждущ и не примирительный злодей своим неприятелям. Однако касающе до России он никогда не старался во время жизни императрицы Анны что-либо в ней приобрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее сокровищами российскими, однако зная, что он там от гордого курляндского дворянства ненавидим и что он инако как сильным защищением России не может сего герцогства удержать, то и той пользы пользам России подчинял».

Итак, дворец нужен и даже не один. Анна, как и Петр, предпочитала переезжать на летний сезон в Летний сад, зимой же перебираться на будущую Дворцовую набережную, так легче поддерживать во дворцах чистоту и порядок, в частности — избавляться от мышей, тараканов и клопов.

На набережной Невы стоял Зимний дворец Петра I, в котором император