Кнехты Макса быстро очистили поместье от пленных, выводя их за ворота и усаживая прямо на землю, а вокруг здания, где засело последнее сопротивление, собрались лучники и арбалетчики. Те и другие часто стреляют по окнам, а из сарая вытащили громадное бревно и бежали с ним, намереваясь с разгону ударить в двери.

Рыцари Клемента моментально прикрыли их сверху щитами на случай, если из верхних окон начнут швырять что-то тяжелое. Бревно глухо врезалось в дверь, там затрещало, а толстый ствол, ломая доски, погрузился вовнутрь.

Петли двери не выдержали тяжести, и она рухнула на пол. Рыцари с радостным ревом ворвались внутрь, впереди Сулливан и Клемент, вот уж никак не перестанут соревноваться, кто из них отважнее и более умелый боец…

Альбрехт подъехал, собранный и спокойный, в прекрасных доспехах, на которых ни одной царапины, белый плащ красиво ниспадает с плеч, сам выглядит мудрым и спокойным.

— Не хотите принять участие? — спросил я ехидно.

Он покачал головой.

— Нет, там показное сопротивление.

— Догадались? — сказал я понимающе.

— А что сложного? — ответил он. — Раз принца еще не нашли, то он явно там. И показывает всем, что сражался до конца.

— А на самом деле?

— Думаю, — ответил он, — уже велел всем в доме сложить оружие. Главное, показал остальным, что их предводитель вел себя мужественно и последним покинул бой.

Мы наблюдали, как в дом вбегают все новые рыцари, в блестящих доспехах, похожие на хищных муравьев, что сломили сопротивление муравьев другого клана и теперь грабят его сокровища и уносят куколок в рабство.

Через несколько минут начали выводить пленных. Все, как на подбор, знатные рыцари, видно по доспехам, девизам и гербам, а также по гордой и независимой осанке.

Под конвоем кнехтов их отвели к остальным и тоже усадили на землю. Когда один заартачился, его шарахнули обухом топора. Он без звука рухнул, а другие опустились уже беспрекословно.

Последним вывели, придерживая за локти, невысокого черноволосого мужчину в изысканных доспехах, на кирасе небольшие вмятины, голова без шлема, смотрит с вызывающей дерзостью.

Руки пленник держит перед собой, запястья связаны, но едва приблизился, сказал с высокомерным гневом:

— По какому праву?.. Я курпринц Клавель! Наследник короля Ричмонда Драгсхолма!.. Это разве не королевство Бриттия?

Альбрехт ответил с интересом:

— Бриттия. А вы при чем?

— Я, — завил он заносчиво, — наследую корону!

— Это вряд ли, — ответил Альбрехт.

Клавель потребовал громко:

— По какому праву меня связали, как преступника?

Я кивнул стражу, он понял, зашел вперед и с силой ударил ладонью принца по лицу. Звук хлесткой пощечины раздался на все поместье, смачный и звонкий.

Клавель отшатнулся, вскинул обе руки и прижал пальцы к разбитой губе, откуда показалась кровь. На меня с диким непониманием уставились его бешеные глаза.

— Передо мной военный преступник, — ответил я холодно. — Рыцарей Мунтвига я, взяв в плен, буду держать с подобающим уважением, так как они всего лишь противники, но не предатели. А лицам, предавшим родину, одна награда — виселица!

Он вскинул было голову, но покосился на дюжего стража, что ухмыляется недобро и снова готов напомнить, что здесь ему не там, сказал уже тише и сдержаннее:

— Но я курпринц!

Альбрехт сказал с брезгливым презрением:

— Господи, что за дурак… Постеснялся бы упоминать о титуле, которым наградил враг!

— Для нас вы не курпринц, — пояснил я, — и никогда им не были. Были принцем, но теперь, думаю, придется распрощаться и с этим титулом. Кроме того, я вешаю всех на одном дереве. По-христиански, вне зависимости от титула. Вы об этом еще не слыхали?

Судя по его лицу, не слышал, но судя по глазам, поверил, что поступаю именно так рационально и без всякого уважения к высоким титулам.

— Я настаиваю на суде, — потребовал он. — Справедливом и беспристрастном.

Я поинтересовался холодно:

— Суде равных, полагаю?

Он гордо вскинул голову.

— Естественно.

— И где я вам наберу столько принцев? — спросил я. — Хотя я мог бы просить присоединиться к разбору вашего дела принца Сандорина, наследника из королевства Вендовер, но, думаю, это излишне. По законам военного времени все процедуры упрощены… Эй, стража! Взять этого и повесить вон на том дереве.

Он вскрикнул:

— Нет!.. Если есть, кроме вас, еще принц в вашем войске, вы должны решать вместе с ним!

— Правда? — изумился я. — Впрочем, почему бы и нет… Эй, Джон, слетай быстренько к принцу Сандорину, скажи, дело не важное, но смешное…

Пока гонец отправился искать Сандорина, я повернул коня и проехался мимо пленных. Никто не смеет встать, ощутили, что здесь, несмотря на то что взяли в плен рыцари, ведут себя не совсем по-рыцарски, то есть ничуть не считаются, что они знатного рода и что за них можно получить немалый выкуп.

— Вас отправят в дальние земли, — объяснил я с седла, — где вам придется работать, пока не возместите ущерб, нанесенный отечеству, а также всеобщему гуманизму и культуре.

Один спросил, не сводя с меня вызывающего взора:

— А кто определяет сумму ущерба?

— Я, — ответил я коротко. — Еще вопросы есть?

Он поспешно опустил взгляд, но подал голос еще один:

— А почему не взять за нас выкуп? Я лорд Олдос Карломан Хаксли из Годалминга, моя семья достаточно богата…

— Замена денежным штрафом, — ответил я, — предполагает незначительное преступление. Даже проступок. Ну там наступили на ногу королеве, высморкались в подол ее платья… А измена клятве верности королю — тягчайшее преступление.

Он спросил угрюмо:

— И что за работы нас ждут?

— На месте определят, — успокоил я. — Либо в каменоломнях, либо поручат мостить, то есть засыпать болота.

— Как… Это неслыханно!

— Да, — согласился я с удовольствием. — Грядет новый мир, сэр Хаксли!

Альбрехт напомнил:

— Ваше высочество, вы забыли упомянуть, что и в первом и во втором случаях они будут работать бок о бок с троллями.

— Да, — подтвердил я, — испробуем, как эта мультикультура на марше.

Я пустил коня дальше, не слушая их испуганные крики. С троллями вряд ли, эти ценные для общества члены не должны знать, что их важная для цивилизации работа кому-то может показаться недостаточно изысканной и интеллектуальной, так что пленные рыцари если и будут ломать камень, то в отдельном карьере.