Главными местническими противниками Ивана Петровича оказались Рюриковичи-Одоевские и Гедиминовичи- Голицыны. Тяжбы с ними не останавливались на первом «раунде», всякий раз требовалось быть готовым к возобновлению борьбы. Князь Иван знал это и неизменно проявлял необходимое упорство, отстаивая честь фамилии. Потомкам его упрекнуть не в чем.

Возвращаясь к событиям 1572 г.: стояло жаркое лето, русская армия встретилась лицом к лицу со всеми силами Крымского ханства, получившими подмогу от турок (отряд янычаров с «огненным боем»), ногайцев и северокавказских народов. После прошлогоднего разгрома сил для отпора явно не хватало. Зато командование подобралось «звездное». Во главе армии встал опытный князь М.И. Воротынский, одним из воевод ее был князь Д.И. Хворости- нин, да и сам Шуйский уже отведал вооруженной борьбы с татарами.

Недавний местник должен был первым столкнуться с крымцами. Его полк принял бой у Сенькина брода, не имея за спиной основных сил армии. Остановить напор превосходящих сил противника Иван Петрович не смог. Однако воевода сумел увести полк из-под удара и впоследствии присоединился к боевому ядру московских войск. Избегнув разгрома в безнадежном лобовом бою на Оке, Шуйский сберег своих ратников для решающего сражения. А оно произошло весьма скоро и потребовало всех наличных сил маленькой рати Воротынского.

Главная битва произошла на Молодях. Полк Левой руки и отряд немецких наемников стали гарнизоном «гуляй-города» — мобильного деревянного укрепления из щитов, установленных на возах. Большой, Сторожевой, Передовой полки и Правая рука контратаковали татар, пытавшихся взять «гуляй-город» штурмом. Видимо, время от времени Большой полк сменял в «гуляй-городе» утомленных бойцов полка Левой руки. А несколько тысяч стрельцов, встав за рекой, попытались сдержать атакующих залпами из пищалей, но были опрокинуты. 30 августа целый день фронтальных штурмов не принес успеха татарам, они с большими потерями откатывались. Второй и третий день стояния на Молодях также не принес им успеха, да и нападения производились без прежнего напора, меньшими силами.

На четвертый день, 2 августа, Девлет-Гирей опять штурмовал «гуляй-город» всей мощью своей армии: «Татаровя пришли к гуляю и изымалися у города стену264 руками; и тут многих татар побили и руки пообсекли безчисленно много», — бесстрастно зафиксировано в отчете о сражении265. Крымцы продолжали лезть на стены, хотя бы и по трупам. Однако Воротынский зашел к хану в тыл с Большим полком, ударил и привел неприятеля в замешательство. Тогда же Хворостинин нанес еще один удар — с оборонительной позиции. Враг был опрокинут.

Шуйский провел те дни в боях, он по должности своей оказался одним из ключевых русских военачальников. От стойкости его полка в значительной степени зависела судьба всего сражения. То ли 1-го, то ли 2 августа 1572 г. на его долю пришелся серьезный успех. Именно бойцы его полка взяли тогда в плен лучшего татарского полководца — Дивей-мурзу. Суздальский «сын боярский»266 Алалыкин захватил его, когда уставший от неудачных атак ханский вельможа неосмотрительно сунулся с рекогносцировкой к самым русским позициям и упал с коня267.

Ивану Петровичу за несколько суток Молодинской битвы смерть многое множество раз заглядывала в глаза. Волна за волной татары накатывали на «гуляй-город», их встречали свинцом, ядрами и саблями, но они бились с чудовищным упорством. Получив по флангам удары конных полков, крымцы отходили прочь, устилая поле трупами. Армия Воротынского стояла непоколебимо. Погиб ногайский предводитель Теребердей-мурза и внук самого крымского хана. В плену, помимо Дивея-мурзы, оказались также некий «астраханский царевич», несколько мурз и трое «ширинских князей». Но помимо тяжелых боевых действий, на долю Шуйского, как и всего русского войска, выпали тяготы иного рода. После первого дня боев воинство Девлет-Гирея зализывало раны, не решаясь опять ударить на русские порядки. Тут и там вспыхивали отдельные стычки. Татары надеялись вызвать русских на безрассудный прорыв: в лагере Воротынского начался голод и конский падеж, не хватало воды. Пленный Дивей-мурза высокомерно издевался над русскими военачальниками: «Если бы крымский царь был взят в плен вместо меня, я освободил бы его, а вас, мужиков, всех согнал бы пленниками в Крым!.. Я выморил бы вас голодом в вашем “гуляй- городе” за 5–6 дней»268. Обоз был брошен Воротынским, поскольку его армии пришлось быстро маневрировать до начала сражения. Отпустить полки с Молодинской позиции по соседним деревням на фуражировку и за пищей не представлялось возможным: нельзя было распылять силы, их и без того имелось совсем немного. Приходилось резать боевых коней и питаться их мясом… Михаил Иванович твердо придерживался оборонительной тактики. В атаках на «гуляй-город» татары понемногу растрачивали численное превосходство, а открытое сражение сразу поставило бы московских воевод в проигрышную ситуацию.

Многодневная битва на Молодях оказалась в значительной степени «войной нервов». Крымцы не отказывались от устрашающей, но очень дорогостоящей тактики таранных ударов по «гуляй-городу». Русские стояли насмерть, не поддаваясь соблазну общего контрнаступления. В сущности, одной из сторон надо было «перестоять» другую.

Перестояли наши.

Ночью со 2 на 3 августа Девлет-Гирей отступил. Он потерял слишком многих бойцов. К тому же русское командование организовало для крымского хана дезинформацию: он получил ложные сведения, согласно которым к Воротынскому подходили свежие полки из Новгорода. В таких условиях Девлет-Гирей отказался от дальнейшей борьбы с Воротынским. Русская армия двинулась за крым- цами и уничтожила два крупных отряда, оставленных для прикрытия отступающей армии. Победа была полная, Москва могла вздохнуть спокойно.

Что произошло в судьбе князя Ивана? Он дважды подвергся самому серьезному испытанию на прочность изо всех возможных. Он дрался в двух баталиях, где не о чести и не о добыче приходилось думать, а только о сохранении жизни. Враг смертельный, беспощадный, настроенный на уничтожение русских полков, отчасти преуспевший в этом, бился против ратников Шуйского, против него самого глаза в глаза. Князь сделал всё, что требовал от него воинский долг. После двух таких встрясок Иван Петрович должен был считаться человеком отважным и сведущим в военных делах.

В 1570-х годах ему жалуют чин боярина. А.А. Зимин считал, что высший думный чин князю Ивану дали в сентябре 1572 г., но тут же делал оговорку: другие данные говорят о 1576/77 г.269 Воинские разряды сообщают на этот счет следующее: в августе 1573 г. Ивана Петровича еще не называют боярином, весной 1576 г. его уже именуют с этим чином270. А в январе 1574 г. Иван IV, допрашивая русского пленника, вышедшего из Крыма, задал вопрос: «Кто ж [из?] бояр наших нам изменяют: Василей Умной, князь Борис Тулупов, Мстисловский, князь Федор Трубецкой, князь Иван Шюйской, Пронские, Хованские, Шереметевы, Хворостинины, Микита Романов, князь Борис Серебряной, ис тех нам хто изменяет ли, скажи про то имянно»271. Никакого «изменного дела» на князя И.П. Шуйского не завели, значит, царь в его верности не усомнился. Важнее в данном случае другое: Иван Петрович включен в реестр «бояр», следовательно, к началу 1574 г. боярином он уже стал (не все персоны, перечисленные в вопросе царя, были к тому времени боярами, но думные чины имели, а Шуйскому, по знатности, дали бы боярство сразу, без пребывания в окольничих). Выходит, боярство государь Иван Васильевич пожаловал князю Ивану скорее всего во второй половине 1573 г.