Лола, с разрешения Людвига, решила напечатать в газете «Таймс» нечто вроде жалобы и оправдания. Ее письмо появилось в газете 18 марта 1847 года.

«Бавария с давних пор была оплотом иезуитов, а Мюнхен – их главным штабом. Воспитанная с юных лет в презрении к этой партии, я была огорчена таким положением. Они хотели подкупить меня и предлагали мне ежегодно 50 000 гульденов, если я захочу покинуть Баварию. Это событие открыло мне глаза. Я с негодованием отвергла сих пришельцев. С тех пор они прибегают с любым средствам, чтобы отделаться от меня, и не прекращают своих преследований…» Этой жалобе вторил в своем письме другу фон Танну король: «Чем больше к подвергаемой неслыханным преследованиям Лоле относятся как к парии, тем больше мое чувство чести укрепляется в решении не покидать ее».

Выступления против Лолы в некоторых случаях произвели прямо противоположное действие, ибо даже некоторые противники короля изменили прежнее мнение. Свободомыслящий издатель газеты «Баварский народный листок», выпущенный из заключения, в которое попал благодаря наветам католических фанатиков, писал:

«Я придерживаюсь конституции. Согласно ей, мы не можем подвергать личную жизнь короля осуждению или судить его и выносить ему приговор. Это находится в ведении одного-единственного человека – его исповедника».

Но тут высказался письменно и епископ фон Дипенброк, который в своем послании распространялся по поводу «дьявольских приемов обольщения», «греховных уст» и «чар Лолы, порожденных самой преисподней». В ответ на это король в ответном письме разразился гневной филиппикой: «Даю вам свое честное слово, что я в течение многих месяцев не имел плотского сношения ни со своей супругой, ни с какой-либо другой женщиной. Но у меня были знакомства, которые возбуждали мою фантазию, и именно таковые были моей лучшей защитой против чувственности». Копии этого письма Людвиг разослал всем епископам королевства, но они странным образом попали в руки не только духовных лиц, и вскоре вся Европа перемывала косточки Лоле Монтес и ее «знакомству» с королем. Надо признать, что королева Тереза проявила незаурядное мужество, непоколебимо поддерживая своего супруга.

4 августа 1847 года Лоле был дарован титул графини фон Ландсфельд. Естественно, королева была против и заявила, что ни за что не примет отъявленную греховодницу при дворе. Впрочем, отказ больше опечалил короля, нежели Лолу, которая предпочитала вращаться в обществе людей более близких ей, нежели мюнхенские аристократы. Ее враги не дремали и ответили на возвышение блудницы кучей доносов в полицейское управление о ее недостойном поведении, заодно утверждавших, что она путается с председателем поддерживавшей ее студенческой корпорации Берком, который «ночью тайком пробирался в ее особняк». Министр внутренних дел фон Маурер долго упирался, прежде чем все-таки подписал грамоту о присвоении титула новой графине. Студенты из дружественной студенческой корпорации и кое-какие горожане бурно приветствовали на улицах Мюнхена новую дворянку криками «Виват, графиня Ландсфельд!». Французский дипломат барон Бургуэн писал в связи с этими событиями: «Сия дама является проводником вольнодумных идей через короля, и именно ей люди обязаны многими, воодушевленными ими, весьма народными нововведениями, как во внутренней, так и во внешней политике».

Лола в своих мемуарах утверждала, что лично она политикой не занималась. Новое и прогрессивное само носилось в воздухе, проникало в консервативную богобоязненную Баварию, однако же ее заслугой было то, что король уделял больше внимания этим передовым тенденциям.

Демократическая партия в Баварии обретала все большую силу, и некоторые из ее деятелей относились к Лоле вполне благонамеренно. Король же по наущению Лолы произвел некоторые перестановки в кабинете министров, в частности отправил в отставку фон Маурера. Новый состав теперь в насмешку называли «Министерство Лолы».

Король также позаботился о будущем Лолы. Он не желал, чтобы она зарабатывала себе на жизнь танцевальными выступлениями, и определил ей ежегодное выделение из своих личных средств крупной суммы до тех пор, пока она не выйдет замуж. В Мюнхене вроде бы воцарилось относительно мирное положение.

Однако же рассадником беспокойства оставался университет Мюнхена. Дружественная Лоле студенческая корпорация «Алеманния» была основана как объединение против нападок студентов-католиков и обожаемого ими профессора Гёрре. Теперь же обладатели красных шапочек все чаще становились объектом мщения своих врагов, которые бойкотировали лекции новых либеральных профессоров. Как-то в феврале 1848 года произошла особенно ожесточенная стычка между членами «Алеманнии» и их противниками. Лола, вооружившись пистолетом, поспешила на Театинскую площадь и, размахивая пистолетом, закричала:

– С дороги!

Ее тотчас же узнали. Далее приводим описание событий из мемуаров графа Корти: «…на нее посыпались ругательства и проклятия. Однако молодая женщина, хотя и почувствовала нависшую над ней неминуемую тяжкую угрозу, не выпускала из рук оружия, прекрасная в своем возбуждении, не сводя сверкающих глаз с пистолета; окружавшие ее люди тесно сомкнули ряды – ее поведение еще больше разъярило толпу. Все бросились на нее, она упала. Но тотчас же проворно вскочила на ноги и бросилась к расположенной поблизости церкви театинцев[32]. Очевидцы рассказывают, что, несмотря на всю омерзительность сей сцены, они еще никогда не видели женщины, которая в столь опасном положении проявила бы такую отвагу и выглядела бы столь восхитительным образом…»

Но мужество Лолы ничуть не уменьшило стремление разбушевавшейся толпы расправиться с ней. Кто-то с такой силой вцепился ей в платье, что лиф разорвался пополам. Ей удалось вырваться и скрыться в церкви театинцев. Едва отдышавшись, Лола попыталась покинуть церковь, защищаясь пистолетом. Оружие немедленно было вырвано у нее из рук, и, если бы не прибывшие вовремя жандармы, ей бы пришлось туго. Подоспел и король, которому доложили о происходящем, и лично сопроводил Лолу домой.

Присущее Лоле чувство мщения за причиненную несправедливость требовало свести счеты с озверевшей толпой за этот позор и найти студента, разорвавшего ее платье (правда, в составленном полицией протоколе было указано, что кто-то всего-навсего неосторожно наступил даме на подол юбки). Начальник полиции Маркс, на которого она активно наседала, не решился раскрыть ей, что в упомянутом выше протоколе речь шла о «вынужденной защите против вооруженной, разбушевавшейся подобно фурии особе по имени графиня Ландсфельд». Лола настаивала на поимке и примерном наказании студента, порвавшего ей платье. Маркс заикнулся королю, что сие есть бесполезное занятие, и разгневанный король приказал на год закрыть университет, иногородним студентам надлежало вернуться в места постоянного проживания, а местным – в лоно своих семей.