что именно такого ответа он и ожидал от меня.

На самом-то деле мне дико хотелось вернуться домой и уже остаться там навсегда.

– А куда бы вам хотелось отправиться? Я могу предложить любую страну. И даже оформить гражданство. Любое. Хотите стать американкой?

– Нет, спасибо, – ответила я.

– Такой ответ по-французски называется «клише». А ведь почти все ваши сверстницы в Армении прямо-таки мечтают перебраться в Америку! А вот вы – нет. Кстати, скажите, а почему вы проиграли этому турку? Он жульничал?

– Нет.

– Вы уверены? Если дело было нечисто, то я могу восстановить справедливость.

– Он честно победил.

– Вы любите справедливость? Правду?

– Я даже себе стараюсь не лгать.

– Деревня, – разочарованно протянул Акоп. – Вот твой кавалер – парень что надо. Кругозор у тебя узковат.

Он явно хотел меня унизить, и это вызывало некий страх. Однако меня все равно тянуло к нему. И даже не из-за его пристального взгляда – он щурил глаза, когда говорил, и это еще больше притягивало меня. Я была готова отправиться с этим человеком хоть на край света, но тут в зал вошел Рубен, и чары мгновенно рассеялись.

– Собирай-ка вещи, – произнес он. – Нам завтра рано вставать.

– А что, ты не будешь смотреть финал?

– Нет, мне хочется погулять по городу.

Рубен взглянул на Акопа, и тот едва заметно покачал головой. У меня возникло ощущение, будто я только что провалила некое важное испытание.

– У нас есть кое-какие дела, – добавил Рубен. – Возможно, я вернусь очень поздно, и даже спать не стану ложиться. А ты посмотри финал и иди отдыхать. Завтра вставать рано.

Они ушли, а я отправилась посмотреть финальную встречу, на которой победил американец. Я направилась к себе в номер и залезла под одеяло.

Утром я спустилась в холл, ожидая, что вот-вот подойдет Рубен. Может, проспал? Я поднялась в его номер, но увидела распахнутую дверь и горничную, которая прибиралась. Рубен свой номер уже сдал.

Я отправилась на вокзал – Рубена там не оказалось. После дошла до церкви, которую мы договорились осмотреть, – пусто. Поезд домчал меня до аэропорта, и я все ждала и ждала, пока не объявили посадку. Но Рубен так и не пришел.

Дома, в Армении, меня буквально засыпали вопросами о Рубене. Его и мои родители, милиция. Я не стала ничего рассказывать им про Акопа. Было как-то стыдно, неловко, что Акоп не увидел во мне «гражданина мира». Не стоило распространяться об этом, тем более что судьба Рубена оставалась неизвестной.

Акоп обещал сделать меня гражданкой любого государства – я подумала, что это пустые слова, флирт. Чепуха.

А потом, через неделю, пришли новости из Парижа.

Тут я должна вернуться немного назад. Финальный матч прошел быстро и неинтересно – американец легко одолел турка. Я стояла в толпе зрителей и наблюдала за церемонией награждения. Рядом с победителем турнира стояли его наставник и человек, которого ведущий представил как посла США во Франции. Потом на сцену позвали турка, с которым я играла. Он вышел вместе со своим тренером и турецким послом. Тот важно передал тренеру ключи от автомобиля и предложил ему должность личного шофера. Под одобрительный рев публики мужчина принял предложение. Видно, посол хотел подольше удержать нужного человека рядом с собой.

Так вот, на прошлой неделе в новостях сообщили, что в Париже четверо мужчин, которые называли себя армянскими патриотами, убили турецкого посла прямо перед воротами посольства. Все это произошло в два часа дня. Посла расстреляли в машине, шофер тоже был убит – увидев его фотографию в газете, я больше не могла спать. Именно воспоминание о его добром мягком лице заставило меня залезть в шкаф, достать дневник и дописать, что произошло. Я не знаю, где теперь Рубен Петросян, но чувствую, что он был причастен к тем событиям.

Да, именно так.

Меня отпустило, и я снова могла спать. Вот сейчас лягу, а потом сожгу свой дневник. Мне не нужны неприятности. Я хочу быть обычной девушкой, похожей на мою сестру.

P. S. Нет, время не похоже на круглый земной шар… Прошлое – оно и есть прошлое.

Часть вторая

Глава десятая

Кировакан, Армянская ССР, 1974 год

Когда Мина приехала одна и рассказала Аво ужасные новости, он понял, что работы на фабрике ему уже точно не избежать. Брат оставил его совсем одного. Что там с ним стряслось во Франции – не ясно. Либо все получилось так, как и хотел Рубен, либо брат попал в серьезные неприятности. Как бы там ни было, вывод один: Рубен сбежал.

Значит, все-таки фабрика. Аво не слишком переживал по этому поводу. На фабрике в Ленинакане когда-то работали его родители, там же работали его дядья – как на подбор крепкие, высокие мужчины, все Григоряны. Аво тоже не мал ростом. Да что там, хотя ему исполнилось лишь восемнадцать, подходящую пару рабочих перчаток и ту не могли подобрать, такой здоровой была лапища. Пришлось делать специально для него. Аво попал в цех, где выпускали искусственный каучук, из него и сделали ему перчатки.

Все работающие на фабрике знали, что около трети продукции – это спецзаказ военного ведомства. На всякий случай готовились к войне, которая не должна была случиться.

Мастер на участке Аво, толстячок, которого за глаза называли Кнопкой, новенького, как казалось, невзлюбил. Обычно он стоял за спиной и нудил:

– Давай, давай, дылда! Чего застыл, словно уксусу выпил? Мне тут не нужен размазня! Хочешь не хочешь, а работать придется! Что-то не вижу задора! Ты делаешь вещи, которые могут пригодиться на войне, и нечего телепаться.

Аво механически выполнял несложные операции, но думал о другом. Он лишил жизни человека, и это не отпускало его. Сирануш, единственная, кто выслушала его исповедь, скончалась через несколько дней после их разговора. И вот теперь, когда исчез Рубен, Аво остался один на один со своей виной… Вина давила на него. И ведь он не мог никому объяснить, что это он способствовал побегу Рубена. Если бы он не убил тогда Тиграна, то и вины бы не испытывал, да и от одиночества не страдал. «Если уж и суждено нам было расстаться, – думал Аво, – то уж точно не так».

Работая, Аво становился все злее, а своего сбежавшего брата клял в душе самыми затейливыми ругательствами. Себя тоже не жалел.

Каждый день Аво курсировал между заводом и деревней. Там, в деревне, он по-прежнему жил в комнате Рубена.