Она испытывала искушение выйти за дверь, но упоминание о бандитах заставило ее передумать. Перед глазами предстал образ человека с неестественным голосом, следящего за ней на улицах Брайтона. Если даже она столкнется с ним лицом к лицу, она не узнает его. Ведь все, что она видела, — это силуэт в тумане.

Фэйт поступилась своим самолюбием.

— Я останусь, но только до тех пор, пока не расшифрую дневник.

— Хорошо.

Джеймс пожал плечами, словно для него это не имело значения. У двери он обернулся.

— Я бы поцеловал тебя на ночь, но ты не знаешь, когда нужно остановиться, мисс Макбрайд.

— Что?

Дверь закрылась прежде, чем она успела подобрать слова, чтобы уколоть его.

Фэйт заперла дверь и прислонилась к ней. Она так устала, что ее глаза закрывались сами. Возможно, именно поэтому ей было сложно расшифровывать мамин дневник. Когда она подумала об ужасных событиях этого дня, то удивилась, что вообще еще держится на ногах.

Выключив газовую лампу, девушка подошла к кровати и положила бесценный дневник под подушку. Утром она найдет лучшее место, чтобы спрятать его.

Фэйт надеялась, что сразу заснет, но в ее голове мелькали образы Мадлен, Джеймса, леди Коудрей. И еще Египет.

Ее мама была довольно известна в своем кругу, тем не менее, когда она писала о путешествиях, то использовала псевдоним. Было ли это сделано для того, чтобы муж и дочь никогда не нашли ее?

Почему эта выдающаяся женщина бросила своего единственного ребенка? Может быть, в Фэйт было что-то такое, из-за чего она не любила ее? Брошенная сначала своей матерью, затем мужчиной, которого она любила… Была это их вина или ее?

Фэйт стало жалко себя, и она стиснула зубы. Когда она расшифрует дневник, то наверняка поймет, почему Мадлен решила бросить ее. Возможно, были причины, которые сложно попять дочери. Но у нее нет дневника, который помог бы ей понять ход мыслей Джеймса. И не нужно. У нее уже была возможность, теперь все кончено.

Зачем он нашел ее в книжном магазине Притчарда? Это была загадка, которую она не могла разгадать. Зачем он помогает ей?

Ее веки потяжелели, и она уснула.

Джеймс открыл глаза и попытался восстановить дыхание. Ему снилась Фэйт. Она старалась доказать, что была той женщиной, перед которой он не мог устоять. Его тело болело. Он был возбужден.

Барнет потряс головой и сонно улыбнулся. «Беспочвенные мечтания, старый распутник», — сказал он себе, перевернулся на бок, глубоко вздохнул и заставил себя заснуть.

Поскольку следующим днем было воскресенье, жизнь замерла, за исключением поездов и воскресных богослужений. После возвращения с утренней службы каждый нашел себе занятие, чтобы скоротать время. Джеймс пошел на станцию за чемоданом, который он распорядился доставить из Брайтона, а Фэйт удалилась в свою комнату, чтобы написать письмо Лили. О многом нужно было умолчать, и она сделала несколько попыток, прежде чем была удовлетворена написанным. Девушка не могла даже сказать подруге, когда приедет в Брайтон, потому как не знала, что выяснится после того, как она расшифрует мамин дневник.

Написав письмо, она переключилась на то, что по-настоящему интересовало ее: дневник. Это был обычный блокнот в кожаной обложке — ничего особенного, кроме легкого запаха… Фэйт не понимала, что это был за запах. Она поднесла дневник к носу, понюхала и сразу же чихнула. Не сажа. Грязь? Песок? Фэйт достала носовой платок, положила его в нескольких сантиметрах от открытого дневника и легонько дунула. Несколько крупинок красновато-золотистого песка опустились на платок и остались на нем.

Ее потрясла мысль, что эти несколько песчинок добрались до нее со страниц маминого дневника. Было такое чувство, словно после всех этих лет молчания мама прикоснулась к ней. Фэйт свернула платок и благоговейно положила его на секретер.

Глубоко вздохнув, она открыла дневник и начала изучать первую страницу. Вскоре появились определенные и неопределенные артикли, глаголы и имена собственные. Это был прогресс!

Мадлен указала на первой странице, что планирует записывать сюда свои сокровенные мысли. Были и другие блокноты, в которых она описывала путешествия, но этот дневник предназначался только для ее размышлений. Вверху страницы она написала дату: ноябрь 1873 года.

Фэйт перевернула лист и с нетерпением принялась за следующий. Первая запись была посвящена краткому изложению жизни Мадлен после ее первой экспедиции с единомышленницами на неисследованные вершины Доломитовых Альп[10]. Жажда Мадлен к приключениям была очевидной. Фэйт продолжала читать.

Если у нее и были какие-то сомнения в отношении того, что рассказала ей леди Коудрей, то они вскоре развеялись. Мадлен писала о своих бывших любовниках, отзываясь о них не с горечью, а с чем-то вроде благодарности. Она наслаждалась каждым своим романом, но, когда приходило время расставаться и двигаться дальше, не испытывала никакой тяжести. Несколько раз ей предлагали выйти замуж богатые мужчины, но она отшучивалась, как могла, потому что все еще была замужем за отцом Фэйт. Она не была романтичной. Она не была корыстной. Она просто жила так, как ей хотелось.

Фэйт внимательно изучила инициалы любовников Мадлен, но они ей ни о чем не сказали. Вскоре она оставила попытки подставлять к ним имена, тем более что они тоже могли быть зашифрованы.

Она открыла для себя, что, находясь в Лондоне или Париже, ее мать любила приодеться, собираясь на вечеринку, в оперу или в театр, но истинная страсть у нее была одна: Египет. Ей нравился его климат, его пейзажи, люди, но больше всего она любила его историю. Спуститься в долину, соскрести песок и найти фрагмент древней керамики или разрисованный настил какого-нибудь разрушенного храма — вот когда Мадлен была в своей стихии.

В голове Фэйт постепенно формировался образ матери: она видела женщину со множеством недостатков, но они легко компенсировались абсолютной любовью к жизни, которой была пропитана каждая страница дневника. Она попыталась представить, как это — иметь такую подругу, как Мадлен. Кто мог держаться с ней на равных?

Вдруг Фэйт поднялась, поставила стул на место и подошла к большому зеркалу в раме. Говорили, что она похожа на мать, но та излучала уверенность и хорошее настроение. Зеркало же отражало тихую, благовоспитанную девушку, совсем неприметную в толпе.

Как, скажите на милость, ее отцу удалось завоевать такую женщину, как Мадлен?! Он был почти такой же, как его дочь: тихий и понимающий. Единственное, что объединяло его с женой, — это любовь к древней истории. Очевидно, этого было недостаточно, чтобы удержать их вместе.

Птица в клетке. Так себя чувствовала Мадлен? Именно поэтому она ушла из дому?

Фэйт долго и внимательно смотрела на свое отражение, пытаясь почувствовать себя на месте своей матери. Она думала о Египте, о солнце, бьющем ей в лицо, о тепле, распространяющемся по всему телу. Она закрыла глаза. Вот она стоит у перил корабля, идущего вверх по Нилу… Пирамиды, сфинксы, Долина Царей… От предвкушения, что она увидит их впервые, ее сердце забилось чуточку быстрее. Там были ненайденные сокровища, неисследованные храмы. Вдруг она будет одной из тех, кто найдет затерявшуюся гробницу какого-нибудь фараона?