И ни словечка больше не смогла растерянная пара вытянуть из оракула.

— Моей матерью была Пандора, — сказала Пирра, усаживаясь наземь. — И она, надо полагать, утонула. Где же я найду ее кости?

— Моя мать — Климена, — проговорил Девкалион. — Или, если верить другим источникам, океанида Гесиона. Хоть так, хоть эдак, обе они бессмертные, а значит, живы и со своими костями расставаться точно не пожелают.

— Надо подумать, — сказала Пирра. — Кости матери вашей. Может в этом крыться другой смысл? Материны кости. Материнские кости… Думай, Девкалион, думай!

Девкалион накрыл голову сложенной тканью, сел рядом с женой, чья голова и так была покрыта, и задумался над задачкой, наморщив лоб. Оракулы. Вечно они увиливают и увертываются. Он сумрачно подобрал камешек и бросил его вниз по склону. Пирра схватила его за руку.

— Наша мать!

Девкалион уставился на нее. Она захлопала ладонями по земле рядом с собой.

— Гея! Гея — наша общая мать, — воскликнула она. — Мать-земля наша! Вот они, кости нашей матери, смотри… — Она принялась собирать камешки с земли. — Шевелись!

Девкалион встал и тоже взялся поднимать камни и гальку. Они прошли через поля у Дельф, бросая камешки через плечо, как и было велено, однако оглядываться не решались, пока не одолели многие стадии.

Когда наконец обернулись, открылось им зрелище, наполнившее их сердца радостью.

Там, где упали камни Пирры, возникли девушки и женщины, сотни их, все улыбчивые, здоровые, ладно сложенные. А там, где упали камни Девкалиона, появились юноши и мужчины.

Вот так старые пеласгийцы утонули в Великом потопе, и Средиземноморье заселилось новым племенем, что возникло благодаря Девкалиону и Пирре, от Прометея, Эпиметея, Пандоры и — что важнее всего, разумеется, — от Геи[112].

Это мы с вами и есть — соединение провидения и порыва, всех даров и земли.

Наш человеческий род, отныне удачно состоящий поровну из мужчин и женщин, расплодился и расселился по всему свету, настроил городов и образовал национальные государства. Корабли и колесницы, домишки и дворцы, культура и коммерция, торговцы и торжища, фермерство и финансы, пушки и пшеница. Короче, цивилизация. Настал век королей, королев, царевичей и принцесс, охотников, воинов, пастухов, гончаров и поэтов. Век империй, рабов, войны, торговли и договоров. Век подношений, жертв и молений. Города и деревни выбирали себе любимых богов и богинь в хранители, покровители и заступники. Сами же бессмертные не гнушались спускаться к людям в своем обличье — или же в виде людей и животных — и овладевать ими по своему усмотрению, а также наказывать тех, кто их сердил, и награждать самых угодливых. От лести боги не уставали никогда.

Пожалуй, самое главное следствие напастей, какие вырвались из кувшина Пандоры, с тех пор и далее состояло в том, что человечеству предстояло смиряться со смертью — во всех ее проявлениях. Внезапная смерть, медленная неотвратимая смерть, смерть от насилия, смерть от болезни, смерть от несчастного случая, смерть от убийства и смерть божественной волею.

К своему великому восторгу — или к тому, что больше всего похоже на восторг у этого мрачного бога, — Аид обнаружил, что тени новых и новых умерших людей начали прибывать в его подземные владения. Гермесу вменили новые обязанности — Старшего Психопомпа, или «главного проводника душ», и этот долг он исполнял с привычным проворством и озорным юмором. Впрочем, человечества все прибывало, и потому вскоре лишь самые важные покойники удостаивались чести личного сопровождения Гермеса, а остальных прибирал Танатос — угрюмая, мрачная фигура Смерти.

В тот миг, когда дух человека покидал тело, Гермес или Танатос вели его к подземной пещере, где река Стикс (Ненависть) сливалась с рекой Ахерон (Скорбь). Там сумрачный молчаливый Харон протягивал руку, чтобы получить плату за перевоз души через Стикс. Если у покойника нечем было заплатить, ему приходилось ждать на берегу сотни лет, прежде чем неприступный Харон соглашался перевезти. Чтобы избежать этого лимбо, среди живых завелся обычай класть немножко денег — как правило, один обол, — на язык умирающему, чтобы ему было чем расплатиться с паромщиком и тем самым обеспечить себе безопасный и быстрый переход[113]. Приняв мзду, Харон втягивал душу умершего на борт и толкал шестом по черным стигийским водам плот цвета ржавчины или лодочку к точке высадки — адскому месту встреч[114]. Умерев, ни один живой не мог вернуться в верхний мир. Бессмертные, если хотя бы пригубили еду или питье в Аиде, обречены были вернуться в подземное царство.

Каков же был пункт их назначения? Похоже, это зависело от того, какую жизнь они прожили. Поначалу сам Аид выступал судией, но позднее передал эту задачу Великого взвешивания сыновьям Зевса и ЕВРОПЫ — МИНОСУ и РАДАМАНТУ: они, когда сами умерли, вместе со своим сводным братом ЭАКОМ были назначены Судьями Преисподней. Они решали, провел ли свою жизнь умерший как герой, как средний смертный или же как негодяй[115].

Герои и те, кого считали чрезвычайно праведными (а также покойники божественных кровей), оказывались на Елисейских полях, что располагаются где-то на архипелаге, известном под названием Блаженные острова или Острова блаженных. Подлинного согласия в том, где именно они находятся, не достигнуто. Вероятно, это современные Канарские острова, а может, Азорские, Малые Антильские или даже Бермудские[116]. Позднейшие описания помещают Елисейские поля прямо в царство Аида[117]. По этим изложениям души, переродившиеся трижды и каждый раз ведшие героическую, справедливую и добродетельную жизнь, получали право перебраться из Элизия на Острова блаженных.

Безобидное большинство, чьи жизни не были ни особенно добродетельными, ни чрезмерно злодейскими, могли ожидать вечной стоянки на Асфоделевых лугах, чье название происходит от белых цветочков, какими усыпаны те места. Таким душам гарантировали довольно приятную жизнь после смерти: перед прибытием они пили воды забвения из реки Леты, чтобы скучная и невыразительная вечность текла непотревоженной смятенными воспоминаниями жизни земной.

А грешники — распутники, безбожники, злодеи и забулдыги — с ними как? Невиннейшие отправлялись в залы Аида, навеки без всякого чувства, силы или хоть какого-то осознания своего бытия, а вот самых закоснелых и неискупимых отправляли на Поля кары, что лежат между Асфоделевыми лугами и пропастью самого Тартара. Здесь к ним целую вечность применяли пытки, дьявольски точно сообразные их проступкам. Мы еще познакомимся с некоторыми самими прославленными грешниками. Имена СИЗИФА, ИКСИОНА и ТАНТАЛА гремят в веках.