Я часто вспоминаю то утро, когда пришло первое анонимноеписьмо.

Оно пришло как раз, когда мы завтракали, и я долго крутилего в руках, как человек, для которого время ползет медленно и который хочет доконца обсосать любое малейшее событие. Я видел, что письмо отправлено с местнойпочты, а адрес напечатан на машинке. Я взялся за него раньше, чем за дваконверта с лондонскими штемпелями, потому что в одном был явно счет, а навтором я узнал почерк двоюродного брата, которого я терпеть не могу.

Сейчас мне это странно, но я вспоминаю, что Джоан и меня этописьмо скорее позабавило, чем расстроило. Тогда мы и понятия не имели, чтоприходит вместе с ним — кровь, насилие, подозрение, страх.

Мы просто не могли представить, что подобные вещи могуткак-то ассоциироваться с Лимстоком.

Вижу, что начал я неудачно. Я же не объяснил, что такоеЛимсток.

Когда со мной случилась та проклятая авария, я боялся, чтотеперь осужден всю жизнь только лежать и лежать — хоть доктора и сестрыуспокаивали меня и уверяли в обратном. В конце концов, меня все же вытащили изгипса, и я начал снова учиться пользоваться своими конечностями. Черезнекоторое время Марк Кент, мой врач, похлопал меня по спине и сказал, чтотеперь уже все в порядке и будет в порядке, только мне надо собраться, поехатькуда-нибудь в деревню и хотя бы полгода пожить там, как капуста в огороде.

— Поезжайте туда, где у вас нет никаких знакомых.

Выбросьте все заботы из головы! Самое большее, можетеинтересоваться местными выборами, слушать сплетни и забавляться скандальчиками,которые там наверняка случаются. Маленькая кружка пива каждый день — больше явам ничего не пропишу. И еще абсолютный отдых и покой.

Отдых и покой! Сейчас мне забавно и подумать об этом!

Так, значит, Лимсток — и вилла «Розмарин».

Лимсток был важным пунктом на карте Англии во временаВильгельма Завоевателя. В двадцатом веке это дыра, где собаки дохнут стоски, — крохотное местечко с ежегодной ярмаркой, милях в трех отавтострады, на склоне поросшего вереском холма. А вилла «Розмарин» — невысокий,красивый белый домик с викторианской верандой, выкрашенной в бледно — зеленыйцвет.

Моя сестра Джоан увидела этот дом и в тот же момент решила,что это просто идеальное место для выздоравливающего. Хозяйка — маленькаяочаровательная старушка, напоминавшая, как и весь дом, времена королевыВиктории — объяснила Джоан, что ей и в голову бы не пришло сдавать виллу, еслибы не то, что «времена так изменились — вы же знаете, эти ужасные налоги».

Мы обо всем договорились, подписали контракт, и вот мы сДжоан приехали и поселились на вилле, а мисс Эмили Бартон временно переехала вЛимсток к своей прежней служанке — «моей верной Флоренс», с нами же осталась еетеперешняя служанка — ворчливая, но работящая пожилая женщина мисс Партридж,которой днем помогала приходящая девушка.

Лимсток дал нам пару дней на то, чтобы устроиться, а потомначались массовые визиты. Некоторые оставляли свои визитные карточки — «люди изхороших, порядочных семей, знающие, как себя вести», как заявила Джоан. Был унас мистер Симмингтон — высокий, сухощавый адвокат, со своею говорливой женой —большой любительницей бриджа. Доктор Гриффит — темноволосый, меланхолическоговида врач — и его высокая, бодрая сестра. Каноник Калтроп — пожилой, какположено настоящему ученому, рассеянный человечек — со своей несколькоэксцентричной женой. Был и богатый любитель искусства мистер Пай из Прайорс Энди, наконец, сама мисс Эмили Бартон — типичная старая дева в провинциальномиздании.

Джоан перебирала визитные карточки с чувством, нескольконапоминавший ужас. «Я и не знала, — сказала она с благоговейной дрожью вголосе, — что люди взаправду наносят визиты — и с визитными карточками!»

— Это потому, — проговорил я поучительнымтоном, — что ты понятия не имеешь о деревенской жизни.

Джоан — очень веселая и красивая девушка, любит танцы,коктейли, флирт и бешеную езду на автомобиле. До мозга костей городскоесущество.

— Но выгляжу я и в деревне как следует, — отрезалаона мне в ответ.

Я осмотрел ее критическим взглядом и не смог согласиться.

Джоан была одета в спортивный костюм (фирма Миротен,Лондон). Он действительно шел ей, но для Лимстока это была несколькоэксцентричная элегантность.

— Нет, — сказал я. — Ничего подобного. Тыдолжна была надеть старое, выцветшее твидовое платье и такой же старый ивыцветший пуловер, а еще поношенный вязаный жакет, старомодную фетровую шляпку,а на ноги — толстые чулки и старые, разбитые туфли. И лицо у тебя не впорядке, — добавил я.

— А там что тебе не нравится? Крем номер два, оттенок«деревенский загар».

— Совершенно верно, — кивнул я. — Только,если бы ты была из Лимстока, то немного припудрила бы нос, чтобы не блестел, иуж точно у тебя были бы целые брови, а не выбритые остаточки их.

Джоан засмеялась и сказала, что жизнь в деревне для неенечто совершенно новое и она заранее рада ей.

— Все это тебе быстро надоест, — заметил яукоризненно.

— Не надоест. Я и вправду сыта уже по горло Лондоном.Меня тебе, конечно, не жаль, но, знаешь, история с Полом меня основательнозадела за живое. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Я бросил на нее скептический взгляд. Я знаю, что любовныеприключения Джоан протекают всегда одинаково. У нее предрасположение кбесхребетным молодым людям — гениям, не признанным миром. Она выслушиваетбесконечные стенания какого-нибудь из этих гигантов мысли и старается помочьему добиться признания. Когда же он проявит себя как неблагодарное существо,она глубоко огорчается и утверждает, что сердце ее разбито — до тех пор, покане появится новый меланхоличный молодой человек, что обычно случается недели,примерно, через три.

Я не очень всерьез принимал разбитое сердце Джоан, но видел,что для моей симпатичной сестренки жизнь в деревне — что-то вроде новой игры.Она со рвением начала отвечать на визиты. Мы получали приглашения на чай ибридж, принимали их и, в свою очередь, приглашали к себе.

Для нас это было ново и забавно. И, как я уже сказал, когдапришло первое анонимное письмо, это тоже сначала показалось забавным.

Я разорвал конверт и пару минут только смотрел и смотрел,ничего не понимая. Отдельные слова были вырезаны из какой-то книги и наклеенына листок бумаги.

Текст был крайне вульгарным и выражал мнение автора, что мыс Джоан вовсе не брат и сестра.

— Ну, — спросила Джоан. — Что там?