Теперь самое главное — не выдать себя. Не сорваться и не сказать то, что рвется наружу из самой глубины — как бы он не старался это подавить.

«Хорошо, что глаза скрывают темные очки», — подумал Маард и спокойно ответил:

— Случайно. Дела по работе. И… Мне пора. Не ожидал увидеть тебя. Рад встрече.

Теперь повернуться. И уйти. Спокойно, не торопясь. Просто уйти, держа спину ровно. Будто все происходящее столь же обычно, как ежедневная встреча с соседом по комнате.

Шаг за шагом, не видя перед глазами ничего, кроме мощеной светлым камнем дорожки, не ощущая ничего, кроме грызущей боли там, где сердце. Если бы она просто окликнула, спросила бы что-то… хотя бы какой-то пустяк. Он бы сорвался. Бросился бы назад, упал на колени — как последний дурак в дешевом кино, просил бы — не гони, дай остаться или идем со мной… Но она молчала. И он шел. Понимая, что навсегда уходит от той черты, которая делит жизнь на «до» и «после».

Потом он пил. Пил долго, стараясь забыть будоражащий аромат кожи, морщинки в уголках прищуренных глаз, вытравить мучительное желание прикоснуться губами к округлым плечам. Залить боль алкоголем. До самых краев — чтобы утонула, захлебнувшись. Швырнул карточку бармену:

— Угостить всех!

Потом был темный провал. Кислый запах рвоты. Дикая головная боль. И холод пистолетного дула у виска. Потянуть за спуск — и прекратить все это. Давай, Маард. Сможешь?

Своевременно вспомнился инструктор и его слова: «Стрелять лучше себе в рот. Так надежнее…»

Вкус металла во рту, привычный запах оружейной смазки. Чуть потянуть и… И никогда не вспомнить ее глаз? Забыть ту ночь? Кто, кроме него, еще вспомнит?

Маард откинулся на спинку стула. Сколько он просидел так, с пистолетом в руке, раскачиваясь взад-вперед? Ему казалось, несколько дней. Потом он спал. Разбудили, вопили над ухом на знакомом языке, который больной мозг отказывался понимать. Заставили встать, погнали куда-то. Джо орал — долго, пока не охрип. Маард слушал и не слышал. Он был подобием куколки, переживающей в коконе свое безвременье. Нет эмоций. Нет мыслей. Нет ничего, только мерное чередование вдоха и выдоха.

А потом туман рассеялся, и началась новая жизнь. Жизнь, в которой он не оставил места двум вещам — сожалению и памяти.

Держаться на ногах стало невыносимо тяжело, и Тильда села на обочину, уткнувшись лбом в колени. Мир вокруг плавился, плыл обрывками мыслей, в ушах не то шумело море, не то шелестела опавшая листва. Сознание изо всех сил сопротивлялось липкой, тошнотворной сонливости. Помогала держаться боль — судорогами сводило мышцы, пустой желудок.

Девушка грустно улыбнулась: живучая ты, дорогуша. И везучая — добралась-таки до трассы. Теперь еще капля небывалого везения — дождаться машину, уговорить довезти до ближайшей клиники. Замена гильз в импланте — дело нескольких минут. Детоксикация займет больше — пару дней. Все будет хорошо. Главное, уйти оттуда как можно быстрее: ведь по серийнику импланта ее личность установят мгновенно. Но сперва откачают, а уж потом полицию… наверное. Не о том думаешь. Все это после. А сейчас… Хоть бы одна машина проехала и остановилась.

Снова подступила к горлу горечь, накрыло ознобом. Тильда легла, скорчилась в пыли, прижав колени к животу. Ну хватит же, хватит, довольно!..

Огромный клен по ту сторону дороги стал невыносимо-ярким, заполнил собой горизонт. Медленно потек тяжелыми желто-алыми каплями по черным веткам… Капли разъедали действительность, и сквозь прорехи в ней прямыми жесткими лучами било ультрамариновое небо.

— Помогите… Помогите-еее!!! Маард!..

Визг тормозов. Где-то за гранью видимости хлопнула дверца машины. И еще раз. Неторопливые шаги.

— Что там, Тони? — донесся, словно сквозь слой ваты, мужской голос.

— Бродяжка. Кажется, жутко пьяная.

Небо отодвинулось, померкло. Запахло мужским парфюмом и мятой. Тильда поморгала, пытаясь хоть немного сфокусироваться. Над ней склонились двое — молодые парни. Один худощавый, темноволосый, смахивающий на мексиканца. Второй — тоже «латинос», плотненький крепыш с большими, по-детски наивными глазами.

— Помогите!..

Ей казалось, что она кричит. На самом деле ее даже не услышали. Потрепали по щеке.

— Эй, красавица! Давай познакомимся! Где ж ты так ужралась-то? Глянь, Брайен, а ничего себе девочка!

Наглые руки расстегнули «молнию» на куртке девушки, задрали вверх майку. Тильда застонала протестующе, попыталась оттолкнуть нахала. Смешок:

— Тю! Темпераментная! Глянь — а сиськи хороши…

— Тони, не будь идиотом. Поехали.

— Что ты дергаешься? Колеса отлично работают, мне до сих пор хочется. Помоги-ка ее до леска донести.

Девушка рванулась из последних сил, беззвучно заплакала. Ее оторвали от земли, встряхнули.

— Отличная телка, ну че ты? Хочешь сеанс любви с Белоснежкой?

Шуршала под ногами трава. Или ее несли к морю?..

— Брось. Неизвестно, чем твоя красава больна. А протрезвеет — сдаст нас. Брат, тебе что — нормальных баб мало?

Боль от удара об землю и страх немного разогнали дурноту. Склонившемуся над девушкой типу было чуть больше лет, чем ей самой. Неопрятная щетина, засаленная бейсболка, кривая ухмылочка.

— Кажется, очухалась. Привет! Думаю, ты не будешь против пары приятных минут, а рыжая? Я тебе снюсь. А снов бояться не надо… — он повернулся к своему менее решительному родственнику: — Иди, подержи ей руки!

— Сам держи! Я в тюрьму не хочу, — огрызнулся тот.

Тильда плакала, пыталась сопротивляться — молча, лишь глядя на мерзавца умоляющими глазами. Тот все ухмылялся, сюсюкал:

— Да будет тебе ломаться! Это же приятно. Хорошенькая ты, сладенькая… Я тебе больно не сделаю. Совсем-совсем, если будешь умницей и притихнешь… Твою мать, Брайен! Да придержи ты ее, я хоть резинку напялю!

Через мгновение Тильде заломили руки, сдернули к коленям штаны вместе с трусиками. Она забилась, отчаянно закричала. Удар по лицу, злобное:

— Заткнулась, ну! Брайен, если ты такой чистоплюй, принеси что-нибудь, чем ее можно угомонить. Там шприц в бардачке, остальное сам знаешь, где. Тихо, дура!

Острая боль внизу живота. И удушливая темнота — как горячий омут…

— …Далась она тебе, придурок! Вот куда ее теперь?

— А никуда. Тут останется. И уже никому ничего не скажет. Жгут давай.

Где-то рядом взвыла автосигнализация.

— Что за черт? Брайен, глянь, а…

Брайен послушно метнулся за кусты и спустя секунды вернулся обратно — с белым от ужаса лицом. В спину его подталкивал мордой черно-серебряный дракон.

— Т-тони… — обморочно вякнул парень.