– Девушки! Вы в этом доме живете? Не подскажете, как Римму найти? Римму Арефьеву?

– Римму? – оглянулась одна из «девушек». – Римма в четвертой квартире…

– Спасибо!

– Да не за что…

Марта, едва сдерживая ликование, зашла в подъезд, тоже угрожающе обшарпанный, с глубокими трещинами на стенах. Пахло кошками и хлоркой. По коридору налево – четвертая квартира. Марта нажала на звонок.

Дверь распахнулась – перед Мартой стояла очень немолодая полная женщина в цветастом халате, с жидкими, слипшимися на голове волосами.

– Вы Римма? Римма Арефьева?

– Ну да… А что? Вы ко мне?

– Да. Можно? Я насчет Олега…

– Какого Олега?

– Олега Арефьева…

– Умер?! – вскрикнула женщина и прижала полные руки к груди.

– Кто?

– Олежка!

– Нет-нет, что вы…

– Господи, надо ж так пугать… Ладно, заходите. – Римма впустила Марту, зашаркала вслед за ней в комнату. – А я сына жду. Он в Москве работает. Мотается туда-сюда… А что – Олег? Что случилось? Сюда садитесь…

– Спасибо. – Марта села на деревянный табурет, огляделась – один в один ее комната в Грязищах. Бедность на грани нищеты. – Меня Мартой зовут. Я… я вторая жена Олега.

В лице женщины что-то дрогнуло. Потом Римма произнесла с тоскливой улыбкой, обнажившей железные зубы:

– Олег – хороший мужик. Добрый…

– Знаю. У него сейчас третья жена.

– Дети-то есть?

– У меня? Нет. У Олега – пятилетний сын, от третьей жены…

– А от меня что надо?

– Ничего. Я просто… Поговорить хотелось. Грустно мне, а поговорить не с кем. Олег рассказывал о вас много хорошего… – Марта лгала. То есть не совсем лгала – Олег не рассказывал о Римме ни плохого, ни хорошего. Упомянул о своей прошлой жизни как-то раз – и все. Марта сейчас следовала советам Ивана. Людей надо хвалить – и тогда получишь желаемое.

– Да, Олежек, он хороший… Добрый, – вздохнула Римма. – Очень добрый. Как же вы его упустили-то? Такая красавица… Прям фотомодель! – Женщина говорила это без всякой зависти, просто констатировала факт. – Я представляю, как его третья жена выглядит! Наверное, как эта… мисс Мира!

Марта промокнула платочком возле глаз и тем еще больше пробудила словоохотливость у своей собеседницы.

– …я-то знала, что со мной он недолго проживет. Я ему не парой была! Ох, не парой…

– Почему? – вырвалось у Марты.

– Да вы на меня посмотрите… Я никогда красавицей не была. И потом, старше его на десять лет… С ребенком опять же! Я Олежика сама отпустила. Год пожили, а потом я его отпустила… Я ж не злыдня какая. Целый год счастья он мне подарил! А тут все одно к одному… Ну, я и говорю – иди, милый, не держу тебя.

Марта насторожилась, шмыгнула носом и спросила надрывным голосом, словно увлекшись «задушевной» беседой:

– Да что – «одно к одному»?

– Он паспорт потерял, – охотно сообщила Римма. – То ли украли его у него, то ли потерял… Скорее украли. Олег новый сделал, а в новый почему-то меня забыли вписать. Ну, что я жена его, Олежкина.

– И… что?

– Ну, что… Получился он вроде как холостой. Новый паспорт-то чистый! Считай, делать ничего не надо – сама судьба нас развела!

Марта судорожно переваривала эту информацию.

– То есть… вы официально не разводились, Римма?

– А зачем? У меня-то, конечно, до сих пор штамп в паспорте… Но мне без разницы. Мне от него ничего не надо, от Олежки-то… Светлая он душа. Голубь! Пусть летит, куда хочет…

«Олег официально не развелся с первой женой… Господи, господи! Только что это значит?!»

– Ежели вы его увидите случайно, так передайте – я ему счастья желаю и любви. Он счастлив – и я счастлива…

– То есть вы, Римма, после Олега больше замуж не стремились? – спросила Марта.

– Ой, ну кто меня возьмет-то… – махнув рукой, с печальной иронией засмеялась Римма.

– Почему вы так говорите? – вдруг сурово спросила Марта. От возмущения она даже сбилась с темы. – Вы очень интересная женщина.

– Я?! Я уродина и инвалид, у меня ноги…

– Кто вам сказал, что вы уродина?

– Ну так с детства…

– Некрасивых женщин нет, – низким, грозным голосом заявила Марта.

– Ну, вам-то легко говорить… – Римма по-прежнему была – само добродушие. Мартин рык ее ничуть не обидел. – Вы – красавица…

– Я?! – Марта порылась в своей сумочке и достала свое старое фото. – Вот, гляньте…

На фото была она, Марта, месяц назад. Чучело гороховое в растянутом свитере, с одутловатым ненакрашенным лицом и паклеобразным пучком волос, съехавшим на одно ухо. В том самом парадном голубом лапсердаке, который теперь казался ей образцом уродства (выброшен на помойку и предварительно изрезан – чтобы даже бомжи не покусились на него). Фото сделали на дне рождения Раисы Петровны, и сегодня Раиса Петровна после обеда торжественно передала снимок Марте: «Вот, Марточка, посмотри, как ты совсем недавно чудесно выглядела, не то что сейчас…» О лицемеры!..

– Это вы? – недоверчиво прищурилась Римма, разглядывая снимок.

– Я! Я была такой… А потом заставила себя измениться… И вы можете измениться! – страстно произнесла Марта, окончательно забыв о том, с какой целью явилась сюда.

– Да ну… Я не могу… – робко упиралась Римма.

– Можете.

– Да ну… Как?

– Откровенно? Не обидитесь?

– Да уж постараюсь…

– Перестаньте себя считать некрасивой. Некрасивых женщин нет. Если женщина некрасива – значит, она по какой-то причине НЕ ХОЧЕТ быть красивой.

– Да ну… – все тянула Римма. – Все хотят быть красивыми!

– Нет. И знаете, почему? – сурово спросила Марта. – Потому что некрасивой быть просто. Сил тратится меньше, можно все свои неудачи списать на счет неудачной внешности… Можно ничего не делать: я же некрасивая! Все равно у меня ничего не получится!

– У меня ноги… Я и хожу-то с трудом… – жалобно ныла Римма.

– Потому что НЕ ХОТИТЕ никуда ходить! – рявкнула Марта. – Я где-то читала, что все наши болезни – от головы… Психосоматика, словом. Причина – в голове! Вы хотели запереть себя в четырех стенах? И у вас это получилось!

– У меня нет денег… На красоту-то деньги нужны! – упиралась Римма. – Я вот инвалид, на одну пенсию живу…

– А раньше? Раньше, в юности, чем себя оправдывали? Что работы много? Что ребенка одна тянете? Что жизнь тяжелая? Так?!

Римма молчала, глядя на Марту кроткими, испуганными глазами. «Что же я делаю? – с ужасом подумала Марта. – Вместо того чтобы хвалить, я эту Римму песочу… Я ничего не узнаю об Олеге и… и эту бедную женщину расстрою. Я не имею права вмешиваться в чужую жизнь, копаться в чужой душе…»