Назавтра недовольный Александр взял у Алексея автомобиль и повёз семью в соседний городок. Осмотрел судно, в чём-то оно оказалось лучше, в чём-то хуже. И морщина надолго залегла на лбу горе-предпринимателя, дураком ему быть не хотелось. Поэтому рванули они в ближайший порт, и там им предложили нечто похожее, но в половину от первой цены. Вика посмотрела на его несчастное лицо и сказала:

— Как говорит моя бывшая соседка, невольники — не работники. Тебе не нужна семья, тебе нужна вечная игра. Не осуждаю, а отпускаю. Но опуститься до бомжа я тебе не позволю. И брать деньги у человека, который имеет к тебе шкурный интерес, тоже не позволю. Понял, о ком я? Не смей брать деньги у Алексея! Ну, только если он предложит тебе работу в своём отеле. Это корыто я оплачу, а ты перепишешь свою половину квартиры на детей. И ту квартиру, что тебе купил покойный брат, я продам, а тебе куплю здесь жильё. Я уже приглядела домик наверху у скал. В сезон будешь комнаты сдавать для небогатых отдыхающих. Морские прогулки и сдача жилья — это уже бизнес, а не околачивание груш.

Вернувшись домой, он быстренько рассчитался, погрузил вещи на машину и отправился в многодневный путь к новому месту жительства. Прощаясь с племянниками, Саша стыдливо отводил глаза. Рома хлюпал носом, а Стас попрощался довольно холодно.

— Ты что это? — спросила его Вика, когда машина выехала со двора, и они развернулись к подъезду.

— Мы ему надоели, — сердито ответил подросток.

— Да нет, скорее, он с самого начала взял ношу не по себе.

— Ну и пусть уезжает, обойдёмся! Вика, а денег нам хватит?

— Не волнуйся, у меня приличная зарплата. И отец о вас позаботился.

Был Саша, конечно, слабаком, но только когда уехал, Вика ощутила, как много значило его участие в жизни детей. Раньше он мог подстраховать её, если ей нужно было уйти, он занимался с ними, мог что-то приготовить, помочь с уроками и поделками, отругать, провести воспитательную беседу. Вырос Стас, и некоторые вопросы, связанные с физиологией, мог донести до него только мужик. А ещё Роме предстояло идти в первый класс. Да, ему только шесть, но по развитию он опережал сверстников, и все твердили, что не стоит оставлять его в саду ещё на год. Долго искала няньку на неполный день, чтобы забирала из школы, кормила, гуляла и следила до возвращения Вики с работы. Пара воспитательниц не прошли испытания, и когда она уже отчаялась, свои услуги предложила соседка из квартиры напротив, та самая элегантная дама Розалия Карловна, что когда-то потрясла Вику своим лексиконом. Одинокая, слегка за шестьдесят, замкнутая, ни с кем из соседей не общающаяся, она вдруг сама подошла к ней и сказала, что может забирать мальчика из школы и следить за ним до возвращения матери.

Через несколько дней Вику вызвали в школу. Её Рома назвал так нелюбимую им Марину Лапину профурсеткой! А Лапина-мама подняла этот инцидент на принципиальную высоту и потребовала, чтобы стороны конфликта собрались у директора. Рома, угнувшись, бурчал, что Марина очень противная девчонка, и извиняться он не будет. Директор молчал, очевидно, боясь открыть рот, губы его дёргались. Вика предположила, что бедняга просто боится заржать. Людмила Павловна растерянно моргала, не зная, как загасить конфликт. Постучали в дверь, зашёл Стас и заявил, что слово это брат услышал от него, он как-то назвал так одну легкомысленную соседку. Вика, боясь опоздать на работу с обеденного перерыва, который использовала для школьных разборок, попросила:

— Рома, скажи, что Марина не легкомысленная!

— А легкомысленная это какая? — оживился он.

Директор закрыл лицо руками и даже всхлипнул.

— Ну, знаете, — возмутилась Лапина-мама.

— Так, — хлопнул по столу руками директор, явив гостям покрасневшее лицо. — Рома, скажи, девочек обижать нехорошо?

— А мальчиков хорошо? — возмутился Рома. — Она говорит, что моя мама не родная!

— Марина, почему ты так сказала?

— А моя мама сказала, что его мама и не мама, а опекунша!

— Х-ха, — засунув руки в карманы брюк, Рома умудрился поглядеть свысока на девочку, которая его на полголовы выше. — Мою маму суд назначил мамой, потому что она крутая. Она начальница на работе, ещё её в кино показывали, и она всех бандитов победила. А твою маму суд не назначил, потому что она не крутая!

— Марина, Рома про свою маму правильно сказал, — выйдя из-за стола, директор положил Роме руку на плечо, останавливая его пламенную речь. — Мы гордимся, что у наших учеников такие замечательные родители. И ты должна извиниться перед Ромой, что назвала его маму неродной. Ну?

— Рома, извини пожалуйста, я больше так не буду, — отбарабанила девочка привычную, наверное, ещё по садику фразу.

— Рома?

— Марина, если ты не будешь обзываться, я тоже не буду обзываться, — сердито ответил ей Рома.

— Стас, при маленьком брате язык придерживай. Ступайте за дверь, дети, подождите там родителей…

Изысканно вежливо извинился перед Викой от себя и учительницы, спросил, не желает ли извиниться мать Марины. Услышав агрессивное «А я чё…», сказал, что Вику больше не задерживает, а с родительницей Лапиной ещё пообщается.

Вика только на ходу спросила у Стаса, что это он лексикон Розалии себе приписал. Переглянулись, рассмеялись и разбежались: Вика на работу, дети домой. Неприятная, конечно, ситуация, но Вика и не надеялась, что Роме не будут напоминать о его сиротской доле; со злыми ли, с добрыми намерениями, но будут. И он уже достаточно большой, чтобы помнить о прежней жизни с отцом.

А что касается Розалии, ещё в первые дни, когда Вика срывалась с работы пораньше, чтобы проконтролировать няньку, она как-то наблюдала, что эта пожилая женщина, прохаживаясь по двору, издали наблюдая за играющим с ребятишками Рому, без предварительной разминки легко сделала вертикальный шпагат. И тем же вечером поинтересовалась, откуда у дамы в годах такая прекрасная физическая форма. А та ответила, что была балериной, но из-за травмы, которая лишила её возможности совершать прыжки, рано покинула сцену, работала в разных концертных организациях, до недавнего времени была хореографом в танцевальном коллективе филармонии. Растяжка у неё от природы, и она продолжает держать себя в тонусе. Позднее, когда они столкнулись в квартире Черкасовых с Ксенией Владимировой, царственные дамы обменялись такими кинжальными взглядами, что удивительно, как дом не вспыхнул. Ещё раз удивившись, как в большом городе легко столкнуться со знакомыми, спросила у Горностаевой, откуда она знает её соседку и откуда у них такая «любовь». Та возмущённо попеняла ей, как можно доверить старой проститутке