А уж потом…

Грохот.

Кажется, башня сотрясается до самого основания.

Это драконий хвост обрушился на заборало. Трескается каменный зуб, брызжет, смешиваясь с ливнем, каменная крошка. Кто-то коротко охает, задетый то ли крупным осколком, то ли шипом змеиной булавы. Горохом сыплются вниз с мокрого скользкого камня почти уже влезшие на беззащитную площадку упыри.

Скрежет.

Чудится, уже не башню, а саму земную твердь разрывают и вырывают из-под ног… нет, в случае с Всеволодом – из-под спины.

Это вытянутые во всю длину лапы крылатого ящера прошлись когтями по деревянному настилу, срывая толстые доски, кроша дерево в мокрую щепу, цепляя все, что можно подцепить. И вновь человеческий вскрик – сквозь раскаты грома и подвывание упырей. Еще кто-то не уберегся – попался в когтистые бредни. Точно: всполошный промельк развевающегося тевтонского плаща – не здесь, на площадке, а уже там – за заборалом, куда был выброшен несчастный. Плащ исчез. Крик стих – как стеной дождя отрезало.

Влажный хруст.

Как будто переломили толстую подгнившую изнутри ветку. И – опять вопль, полный дикой боли. Тоже, впрочем, быстро прервавшийся.

Это молниеносно распахнулась и закрылась чудовищная зубастая пасть-клюв летающей твари. Змей перекусил надвое человеческую фигуру в черных одеяниях орденского кнехта. Глотать не стал – выплюнул. Из-за посеребренных доспехов, видать.

И – сверху – кровь с дождем, прямо в лицо.

Однако степняки с арканами уцелели. Пригнулись пониже под обломком флагштока. Проскочили под чешуйчатым брюхом. Увернулись от растопыренных лап. Оба – и сам юзбаши, и его ловкий воин.

Две петли метнулись вслед взмывающему обратно – к тучам – крылатому змею.

Тварь, не успевшая вновь набрать скорость, поднималась грузно, неповоротливо. Тварь не смогла отлететь достаточно далеко. Отяжелевшие от влаги веревки, словно цепкие щупальца, достали, хлестнули по черному, блестящему…

Но, увы, это была не привычная для татар ловля лошадей из полудиких степных табунов. Извивающийся аркан Сагаадая, брошенный повыше и посильнее – через крыло, чуть не на голову Черного Князя, хозяин крылатого змея на лету срубил мечом-серпом. Вторая петля – другого ловца – захлестнула заднюю лапу дракона. А тот. казалось, даже не заметил накинутых пут.

Взмах широких крыльев. Вновь набухает, будто парус и шумно хлопает влажной тканью поверженное полотнище тевтонского стяга. Прочный аркан, соединенный с основанием сломанного флагштока, натягивается, как тетива татарского лука, как струна на цимбале Раду.

А в следующий миг…

Словно сарацинский порошок взорвался в следующий миг под дощатым настилом.

Рывок. И брызги, щепа, труха, гвозди, железные кольца – во все стороны. Огрызок флагштока и обломки досок, под которыми он крепился к прочным балкам, взмывают вверх. Подцепив и выдернув из-под завала тяжелый промокший стяг. И не только его подцепив. Не только его сдернув с башни.

Вослед дракону летит еще и человек. Степняк, набросивший петлю на лапу крылатой твари, то ли не успел вовремя выпустить аркан из рук, то ли сам был захлестнут предательской веревкой с основанием флагштока на конце.

Сыплются обломки. Тевтонское знамя и татарский воин уносятся вверх, исчезают где-то в низвергающихся потоках воды, в кромешной тьме, навалившейся после череды слепящих молний.

Но еще миг спустя…

Еще молнии.

И вновь видно. Все.

И то, как…

Большое развевающееся белое с черным крестом полотнище и маленькая орущая, дергающаяся в воздухе человеческая фигурка падают вниз. А следом – сложив крылья… догоняя, обгоняя… камнем, глыбой, обломанной скалой – устремляется в очередную атаку черный змей с черным всадником на спине.

Не удалось! Арканами – тоже не вышло! Затея провалилась!

Всеволод вскакивает на нога, озираясь. Стоять трудно. От ровного дощатого настила уже мало что осталось. Весь пол смотровой площадки словно перепахан безумными оратаями. Под ногами – вздыбленные обломки досок да обнаженные, скользкие от дождя и несмытой еще дождем крови округлые бревна перекрытий. По таким не шибко-то поскачешь. Да и они тоже, наверное, не смогут долго выдерживать наскоки крылатой твари. Значит, скоро вся верхняя площадка донжона будет разметена по бревнышку, сброшена за заборало или обрушена внутрь. И что тогда?

– Наверх! Все наверх! – Конрад тоже уже на ногах.

Ага, уцелел, значит. Только вот шлем-горшок со спины сорван, и невесть где теперь его искать. Да и нет времени для поисков: упыри перемахнули через крепостные зубцы. Кровопийцы – на башне! Конрад, однако, держится молодцом. Отдает дельные приказы и сам лихо рубит прорвавшихся тварей.

Всеволод рубит тоже. Двумя руками. Двумя мечами.

Из раскрытого люка на разбитую площадку выскакивают защитники донжона. И с лестницы – сразу в бой, оттесняя нечисть.

Повезло. Оттеснили. Сбросили. Очистили пространство. В этот раз – да. Встали на прежние места. Заняли прежние позиции. Успешно отбивают новые атаки снизу.

До следующей – которая сверху?

А после – снова снизу.

И опять – сверху.

И снизу. И сверху. И…

И надолго ли их хватит?

Вряд ли. Если ничего не изменится, не под силу будет выстоять эту ночь обычным людям.

А необычным? А нелюдям?

Всеволод вновь обратил взор вниз. Туда, где над крышами замкового двора метался черный змей с Черным Князем на спине и где бушевало разлившееся по Стороже упыриное море. Только не эти твари интересовали его сейчас. Другие.

В лабиринтах крепости Всеволод выискивал мертвую дружину Бернгарда.

Ага, вон они! И ведь не только они! Не одни умруны там! Надо же, отряд-то Бернгарда по мере продвижения вперед не уменьшается вовсе, а наоборот – увеличивается, обрастая новыми примыкающими к нему воинами.

Всеволод начал понимать, что именно задумал магистр.

Бернгард вел своих мертвых рыцарей вдоль внешней северной стены к Серебряным Вратам. Вел упорно, настырно, сминая любое сопротивление на пути. Однако не покидая при этом тесных проходов и не забывая укрываться под крышами и нависающими карнизами от атак крылатого змея. Умруны то растекались по соседним улочкам, то вновь объединялись, но неизменно продвигались в одном направлении – слаженно, спаянно, помогая друг другу, прикрывая друг друга.

У запертых ворот, куда так стремился Берн-гард, а также на примыкающих к надвратным башням стенных пролетах, окруженных нечистью, шла, пожалуй, самая ожесточенная битва. Защитников здесь укрылось немало, и оборону они держали крепко. Тевтоны, русские дружинники и татары умело отражали натиск упырей, не особо подставляясь летающей твари.