Вполне естественно, что «валюта» под ногами не валялась. Её надо было так или иначе зарабатывать. А этот постоянный визитёр – которого, как и того бегуна, звали Витьком – был фанатичным приверженцем табакокурения, курил много. Вот только работать – ни на милицию, ни на себя – не хотел! Впрочем… когда Саня уже лежал парализованный на санчасти, он раз в неделю передавал на барак с Витьком шмотки для стирки, чаще всего носки с трусами, и чай с сигаретами в качестве оплаты за работу. А на бараке был человек, который давно уже за определённую плату стирал Санины вещи. Так вот этот Витёк, пользуясь Саниным отсутствием, стал стирать эти вещи самостоятельно, выдавая за свои. А чай с сигаретами забирал себе.

И приходилось Витьку с утра до вечера находиться в поиске. Там «дай покурить!», тут «давай покурим!», ещё где-то «сигаретки не будет, уважаемый?». А заодно он придерживался Сани, который сам не курил, но разжиться несколькими сигаретами у него можно было всегда, да и с чаем проблем не было.

Ну а Саша, в свою очередь, про себя называл его и ему подобных «шакалами» и не уважал, мягко говоря. Но окружающая действительность была полна и сильных независимых хищников, и окружающих их вечно голодных шакалов. Причём, последних было намного больше. Отгонишь от себя одних – тут же появятся другие. Да и должен же кто-то собирать крошки под столом? В противном случае их станет слишком много и количество перерастёт в самую обыкновенную грязь.

А на данный момент таким шакалом надо было дорожить вдвойне – сейчас Санёк больше напоминал раненую дичь, чем матёрого хищника, и «падальщик» крутился возле него больше по старой привычке. Но своим присутствием он создавал иллюзию, что всё в порядке – раз уж возле хищника по-прежнему можно чем-то поживиться, значит, он ещё силён и лучше к нему не приближаться.

В противном случае на Саню могли наброситься остальные шакалы и порвать, пользуясь его сегодняшней слабостью. А этого никак нельзя было допустить. Поэтому приходилось делиться последним, подкармливая Витька. Да и не только его.

В то время на санчасти был парень – дневальный. Что на обычном человеческом языке называлось «старший куда пошлют». Он и готовил, и убирал, и судно выносил после таких лежачих больных, как Саня. И при том, что занят он был с утра до вечера, перебивался парнишка в буквальном смысле «на подножном корму» – т. е. ел в основном баланду. Которая, впрочем, на санчасти была немного получше, чем на «общаке». Да иногда больные давали какую-нибудь печенюшку со своей посылки. То же самое касалось и сигарет. Впрочем, по принципу «давай покурим» тут жили очень многие.

Но при этом парень был вполне доволен своим положением. Причина такого довольства прояснилась позже, во время доверительного разговора по душам.

– Знаешь, Саня, а ведь я на свободе побыл всего месяц после последней судимости.

– Это как? – удивился Саша.

– А так. У меня ведь нет никого за забором. Мать умерла, отец пропал где-то во время очередного запоя. А мою часть родительского дома прибрал братишка ещё во время моей первой судимости. Вот и вышел я, как в космос – простора вокруг много. А приткнуть голову некуда. С работой тоже проблемы – кому нужен бывший зэк, да ещё и без специальности? Но жрать-то хочется!

– И ты снова пошёл воровать…

– Нет, Санёк, не угадал – пошёл я в милицию.

– Это зачем, – не понял Саня своего собеседника.

– А затем… пришёл я в кабинет оперов и говорю: «Цепляйте на меня пару «висяков» по кражам. Ну а за мою доброту принесёте мне в КПЗ бутылку водки да хлеба с колбасой». Ну, а те и рады стараться! Повесили на меня несколько нераскрытых дел и отправили в камеру.

– Погоди, это сейчас у тебя какой срок?

– Три года.

– И эти три года ты получил за то, что выпил и закусил с ментовской подачки?! – недоумённо спросил Саня.

– А чего ты удивляешься? Только ведь дело не в водке!

– А в чём?

– Деваться мне было некуда. На дворе осень – холодает с каждым днём, а на мне только джинсы да рубашка. Да и жрать охота. А в тюрьме хоть и баланда, зато три раза в день. Ну а в зоне меня вообще с распростёртыми объятиями приняли – на санчасти за это время так и не нашли мне замену. И вот я снова здесь, – грустно закончил парень.

– А потом что? Ведь три года – не такой уж большой срок. Пролетит – не заметишь. Как ты себе представляешь свою дальнейшую жизнь? – спросил Саня.

– Может быть, заочку себе подыщу. Какую-нибудь одинокую вдовушку – оптимистично заявил Санин собеседник.

– Ну-ну! – ухмыльнулся Саня, вспомнив о … не слишком высоких умственных способностях тех, кого зэки именуют словом «заочка» – это ж насколько нужно быть тупой или голодной, чтобы искать свой идеал среди человеческих отбросов?! Нет, исключения есть, конечно. Но ради того, чтобы отыскать одно, пригодное к употреблению зёрнышко, придётся перелопатить кучу навоза…

– А что?! Мне хоть бы и без … лишь бы работящая была! – Санин собеседник гнул свою линию.

– И что ты с ней – вот такой работящей делать будешь? – скептически спросил Саня.

– Не знаю. Там видно будет. В любом случае это лучше, чем мусорам продаваться за кусок колбасы.

– Не уверен. Бабоньки ведь тоже разные бывают. И не факт, что тебе достанется лучшая из них. Таких давно разобрали. А те, что остались не у дел, ищут себе хоть что-то. Только на что они надеются, подыскивая себе рыцаря в тюрьме?! – пожал плечами Саня – если уж на свободе идеалов не осталось, то здесь и подавно…

Сам он тогда наивно полагал, что у него не будет такого будущего – ведь его ждут родители. Знал бы он тогда… Он слышал, конечно, истории о том, как квартиры отбывающих наказание уплывали в руки предприимчивых родственников, а то и вовсе кому-то неизвестному, но ему и в голову не приходило, что родители с сестрой ждут не его самого, а его смерти. Как говорится: «Нет человека – нет проблемы!»

– Ты извини, Маньячело, – вдруг что-то вспомнил дневальный, – мне по делам отлучиться надо. Спасибо, конечно, за компанию, но от разговоров сыт не будешь.

И парнишка убежал зарабатывать себе «хлеб насущный», оставив Саню скучать на больничной койке…

На левой руке Сани красовались две татуировки – на наружной стороне запястья было выбито подобие солнца, всходящего то ли над волнами, то ли над крыльями чайки. Больше было похоже именно на крылья, хотя в изначальном замысле значились волны. А вокруг этого рисунка были слова: «Gott mit uns» – т. е. «Бог с нами» на немецком языке. По крайней мере, именно так перевели эту фразу Санины «коллеги» по камере на малолетке.

Трудно сейчас сказать – почему тогда молодой ещё Сашка решил увековечить на своём теле именно эту фразу, некогда украшавшую бляхи на ремнях немецких солдат? Скорее всего – обычное позёрство (смешанное с шоком от только что полученной судимости!) молодого пацана, которого в тот день гуманный советский суд приговорил к 4 годам лишения свободы в ВТК (воспитательно-трудовой колонии) усиленного режима.