Почти невозможно поверить, но очень хочется. Потому что хочется быть, как леди Эгмонт. Свободной и сильной. А свободные и сильные не дают себя в обиду. Отстаивают свои права, добиваются справедливости.

И господин Каннингем будет рад, если Наиля все расскажет… 

Наиля слабо улыбнулась, вспоминая его взгляд. И какую-то особую, чуть грубоватую заботливость, от которой на душе становилось тепло. Господин Каннингем — хороший человек. Счастлива будет та, которую он пожелает купить в жены.

"Не купить!", — мысленно поправила она себя. — "Леди Эгмонт говорила, что в Эндалии жен не покупают" 

Скрипнула дверь. 

Девушка встрепенулась и с недоумением посмотрела на холеного мужчину, скользнувшего в комнату так ловко, словно он был легким сквозняком. Створка за его спиной с щелчком захлопнулась. 

— Прошу прощения за беспокойство, милая.

Незнакомец был одет в дорогой сюртук. Темные волосы с благородной сединой тщательно зачесаны назад. Аккуратно подстриженная бородка обрамляла слишком тонкие губы. 

Разве подобает благородному ашии оставаться наедине с женщиной, которая ему не принадлежит? Наиля нервно стиснула ткань юбки и обернулась.

Из комнаты был только один выход.

Мужчина шагнул ближе.

— Не волнуйся так, я хотел лишь передать пару слов…

Он говорил с ней, как с низкорожденной, как со служанкой. Наиля и сама не считала себя ашият, слишком часто госпожа старшая супруга отца напоминала ей, что дочь наложницы не ровня истинным благородным. А плаванье на "Корунде" и рабские торги окончательно избавили от иллюзий.

Но после того, как Джеймс Каннингем узнал о ее происхождении, все благородные господа начали обращаться к ней уважительно, как к равной. 

— Кто вы и что вам от меня нужно?! — она пыталась говорить уверенно и требовательно, как леди Эгмонт. Но в голосе все равно проскользнул страх. Незнакомец довольно улыбнулся. 

— Что мне нужно? — он усмехнулся. — Пока всего лишь поговорить… Ты — главный свидетель по делу о работорговле, не так ли? 

— Да.

Сидеть и смотреть на него снизу вверх было невыносимо. Чтобы почувствовать себя хоть немного уверенней, Наиля поднялась, но легче не стало. Мужчина был слишком высоким. В животе снова заворочился липкий ужас — тот самый, что не оставлял ее с ареста отца до встречи с леди Эгмонт. 

— И, надеюсь, твои друзья предупредили тебя о последствиях? — медовым голосом продолжил незнакомец

— Последствиях? 

Он шутливо приподнял бровь.

— Ах, не предупредили? Ну надо же — какая забывчивость. Бывает. Так вот, понимаешь какая штука, милая... Если ты дашь прилюдные официальные показания, они обязательно попадут в газеты. Вместе с твоим именем. И что это будет означать для тебя?

— Что?

— Ад... — он сделал зловещую паузу. — Ты попадешь в настоящий ад, дорогуша. Ты, я вижу, хорошая девушка, — его голос упал до успокаивающего журчания, стал вкрадчивым, — Не особо умненькая, ну да ум женщине скорее вредит. Так что я решил предупредить: дело будет громким, и газетчики растащат твое имя по всей стране. Любая домохозяйка будет в курсе, что Наиля аль-Хазам была шлюхой на невольничьем корабле. И если ты надеешься, что в Эндалии хорошо относятся к публичным девкам, то сильно ошибаешься. Тебе перестанут обслуживать в приличных местах. И не надейся, смена имени не поможет. Не с твоей приметной внешностью, куколка, — он смерил ее высокомерным взглядом. —  Кстати, ты ведь, как любая девушка, мечтаешь выйти замуж за порядочного и обеспеченного мужчину, не так ли?

Наиля кивнула, загипнотизированная его голосом и напором.

— После подобного скандала можешь поставить крест на мечтах о счастливом замужестве. Ни один приличный человек не женится на девке, которую, возможно, пользовали до него сотни моряков.

Девушка вспыхнула.

— Но это неправда! 

— А кто будет разбираться? — мужчина глумливо ухмыльнулся. Толпа не знает жалости, слухи не щадят никого. Я уже молчу о том, что отголоски этой истории  непременно дойдут до великого шаха. За что там казнили твоего отца, за шпионаж? А теперь дочка покойного, которую он лично приказал продать в рабство, разгуливает на свободе в соседней стране. Разве это не очевидно, что она тоже работала на разведку? Хочешь, чтобы он прислал ассасинов по твою душу? 

Сразу вспомнились бесконечные часы в зиндане. Изматывающая жажда, страх. И крики отца, когда его казнили на площади. Наиля побелела, а мужчина удовлетворенно кивнул.

— Вот! Теперь я вижу, что ты начала понимать. Из тебя хотят сделать жертвенную овечку. Но ты можешь решить. Не класть свою жизнь на алтарь правосудия. Просто откажись быть свидетелем, у тебя есть такое право… 

Скрип двери и жизнерадостный голос Каннингема прогнал кошмар. 

— Леди аль-Хазам, мы почти… — он осекся. Смерил незнакомца сузившимися глазами. — Адамс! Какого демона ты тут делаешь с моим свидетелем?! 

Мужчина добродушно улыбнулся. 

— О, всего лишь сказал пару напутственных слов прекрасной леди. 

— Ах ты… — дальше последовало слово, о значении которого Наиля только догадывалась. 

Каннингем одним рывком пересек пол-комнаты, схватил мужчину за грудки и поднял. 

— Я тебя урою! — прорычал он в холеное лицо. — Попытка давления на свидетеля обвинения. Судья подпишет отстранение от дела! Тебя исключат из адвокатской коллегии! 

— Ну-ну, — в отличие от разъяренного полицейского мужчина практически не переменился в лице. — Ты ничего не докажешь. Я не угрожал, даже пальцем не прикоснулся к твоему свидетелю, Джеймс. Всего лишь рассказал о неизбежных последствиях ее выступления. Мною двигала исключительно забота о бедной девушке. С твоей стороны некрасиво было промолчать о том, как этот процесс разрушит ее жизнь…  

Он еще что-то говорил, но Наиля не слушала. Она смотрела только на полицейского.

— Это… это ведь неправда, господин?

Пусть рассмеется. Пусть скажет, что все слова неприятного человека — глупая ложь. Она ему поверит, потому что Джеймс Каннингем — хороший человек.

— Это… ну… 

Он еще ничего не сказал, а Наиля уже все поняла. 

Его пальцы разжались, и адвокат отпрянул, брезгливо разглаживая ткань сорочки. 

— Ладно, оставлю вас. Мне еще надо шепнуть напутственное слово клиенту перед заседанием, — он фривольно подмигнул Наиле. — Надеюсь, ты примешь верное решение, малышка.

— Даяна! Даяна, вставай!

Голос неприятно звенит в ушах. Я бурчу: "Еще пять минуточек, мам" и отворачиваюсь, но он не умолкает. 

— Облей ее холодной водой, — советует второй голос. Ехидный и очевидно мужской.