стакана. Думаю, могу себе позволить пропустить еще один…

Я быстренько приготовил еще два стакана. Без всякого сомнения, я уже здорово начал чувствовать действие выпитого… А, может, это и к лучшему? Ведь в такие минуты я переставал думать о Робин, о том, где она находится и что делает…

Мне показалось, что я совсем было начал засыпать, когда Уолтер Смит собрался уходить.

Итак, я не убивал бабушку. Возможно, Уолтер задел больное место, упомянув, что я всеми силами пытался убедить себя в наихудшем именно потому, что я абсолютно не помнил случившегося. И тот факт, что у меня по совершенно понятной причине проявилась амнезия, еще не означал, что я был психопатом.

Тем не менее меня тревожило еще что-то… Вполне возможно, это что-то я знал до того, как впал в амнезию, и мое подсознание по какой-то причине никак не желало, чтобы я это знал, и именно поэтому я так болезненно сопротивлялся психоанализу вообще, а гипнозу в особенности.

Я знал что-то, чего не хотел знать. Амнезия защищала меня от меня самого. Если бы только я сумел с ней справиться, победить ее, если бы я только вспомнил…

Со стаканом в руке я подошел к окну и посмотрел на ярко освещенную улицу.

— Что вас так угнетает, Род? — спросил Уолтер, стоя за моей спиной.

— Если бы мне кто-то это сказал, помог бы мне узнать.

— Послушайте, Род, если это может как-то вам помочь, успокоить… я хочу как можно скорее поймать этого убийцу и отправить его на электрический стул.

— Я очень хочу верить, что вы его поймаете, ведь иначе он снова будет убивать. Но я не желаю ему электрического стула. Я был бы вполне доволен, если бы его приговорили к тюремному заключению.

— Но почему, Род? Ради бога, скажите почему? Ведь не хотите же вы сказать, что вы противник смертной казни?

— Да, это так. Я против любой насильственной смерти, а также и против того, что существует необходимость причинять непомерные страдания.

— Я совсем было упустил из виду эту вашу особенность, Род, — сказал он, широко улыбаясь. — Вы из тех людей, которые ни за что не хотят ни причинять страдания животным, ни убивать их. Вы все еще стоите на том же? Когда-то давно я хотел задать вам один вопрос, но почему-то так и не задал его, а вот сейчас, мне кажется, весьма подходящий момент: скажите, почему вы не вегетарианец, если вам так претит убивать животных? Или вы вегетарианец?

— Нет, я не вегетарианец. Я принимаю тот факт, что мы все плотоядные и можем забивать животных, чтобы кормиться. Но я категорически не принимаю тот факт, что нам должно нравиться убивать. Допускаю, что мы вынуждены убивать другие существа с тем, чтобы выжить. И даже если бы мы все поголовно были вегетарианцами, мы все равно должны были бы их убивать, хотя бы для сокращения и сдерживания роста популяций, не говоря уж о насекомых. Если бы мы их не убивали, то они могли бы выжить нас из домов и даже вытеснить с планеты. — Смит ходил следом за мной из угла в угол по комнате со стаканом в руке. — В охоте, да и в рыбной ловле меня особенно возмущает то, что люди получают удовольствие от убийства и даже сумели превратить это в спорт. Если человек охотится или ловит рыбу, чтобы прокормить себя и свою семью, то есть чтобы выжить, — это совершенно нормально. Все мы охотились когда-то давно, когда жили в пещерах и на деревьях. В те времена человек испытывал удовлетворение от того, что он убивает, поскольку, добывая пищу, он спасал себя от голодной смерти. Не надо сбрасывать со счетов еще и тот факт, что он был тогда дикарем. Но не пытайтесь, пожалуйста, убедить меня, что современный человек охотится, чтобы прокормиться. Это чистая ложь, по крайней мере по отношению к таким людям, как мы с вами. Охотник иногда ловит зверей, птиц и прочую живность тысячами, стараясь компенсировать этим время, не говоря уже об экипировке, на которую нередко тратятся колоссальные деньги. И охотится он не потому, что человеческий род, к сожалению, еще не избавился от «опьянения» дикаря — «опьянения» кровью…

— Но, черт возьми, Род, в охоте тоже есть определенный смысл. Вы сами признаете, что размножение животных следует регулировать, чтобы сохраниться нам, людям, как виду, чтобы выжить. Если бы мы не делали этого в отношении, скажем, оленей, они давно бы уничтожили все леса из-за нехватки пастбищ и все равно погибли бы от голода. Поэтому совершенно необходимо каждый год отстреливать определенное количество животных.

— Нет никаких сомнений, что этим обязательно надо заниматься, но отнюдь не ради удовольствия. С этими задачами могли бы справиться — и, уверяю вас, значительно эффективнее и проще — профессиональные охотники, приглашаемые специально для этой цели государством. Они, как правило, великолепные стрелки и могут убивать животных, не причиняя им боли, одним метким выстрелом. Считаю возможным даже применение какого-нибудь безболезненного яда. С моей точки зрения, убивать даже тогда, когда в этом есть необходимость, о которой мы только что говорили, — это весьма неприятный долг!.. Как, скажем, убирать мусор. Ведь кто-то же должен этим заниматься, и, как правило, такая работа выполняется людьми, которые подобным образом зарабатывают на жизнь, а совсем не ради удовольствия. Представьте себе, если бы вдруг удалось найти человека, который во время отпуска занимался бы сбором мусора ради удовольствия: его бы все сочли ненормальным и были бы правы. Однако никто не считает ненормальным — ни в малейшей степени — человека, который проводит свой отпуск, убивая животных… и очень часто даже не убивает их, а калечит, жестоко ранит их, заставляя страдать и умирать в муках! И все это ради удовольствия!.. И ничего больше…

Уолтер поставил пустой стакан и поднялся с кресла.

— Мне пора. Пройдусь немного пешком. Подышу воздухом. Заодно найду где-нибудь местечко, поужинаю и отправлюсь на дежурство. А вы не хотели бы со мной поужинать или просто немного перекусить?

— Нет, спасибо, не хочется. Правда, я после обеда еще ничего не ел, но, честно, что-то не хочется…

— Ну что же, тогда до свидания. Если появится что-нибудь новое, я вас сразу же поставлю в известность… может быть, мы его все-таки поймаем… Хотя надо помнить, что у вас очень мягкое сердце, и вы не хотите видеть убийцу «поджаренным» на электрическом стуле.

Он подошел к двери, обернулся ко мне и сказал:

— Спасибо за угощение и за нравоучение… Я даже