— А я думал: «Господь наш, Ты Велик и Грозен, дивны и ужасны деяния Твои, мы народ твой, несём Твои кары и будем нести их и впредь, и мы докажем, что достойны Тебя, Господи!»

И каждый шаг Иисуса был под надзором, кроме тех не частых случаев, когда вдруг он «таял» в зное раскалённой зноем пустыни… Он понял, конечно, что народ не пойдёт за ним, разве что горстка… Стал Он учить их, чтобы потом шли в земли чужие, обучали… Много учеников Иисуса ушли в земли чужие неведомые…

А ещё при Иисусе был Иоанн, почитаемый Пророком. Перед ним трепетали… Пока женщина…

Марк умолк, молчал и набычившийся Матфей. Зной звенел в ушах пустотой. Марк вдруг сменил тему:

«Ответь, Борух, как ты постиг «Символ»»?

«А я не постиг, о Марк! Просто запомнил и воспроизвёл, но не осознал ещё. На это время надо. Много, наверное, времени…»

«Что помогло тебе запомнит его сразу? Это трудно!»

«Отнюдь. Даже весьма просто. Я случайно оказался подготовлен. В Одессе, в мореходке, была кафедра начертательной геометрии. Многим не по зубам была она, а мне давалась. А потом «влюбился» я в одного преподавателя, по фамилии Пурыш. По слухам, был он талантливым инженером-изобретателем. Исследовал пространственные спиральные построения, на базе их — винтовые линии-поверхности, и доизобретался до чудовищно эффективного гребного винта. С Германией была тогда дружба, и как-то одна из его отвлечённо-теоретических работ была там опубликована, а вскоре корабли фашистов и самолёты их резко прибавили в скоростях… Пурыша посадили, но он не сгинул, продолжал изобретать, был выпущен в 1954 и допущен преподавать, хоть и «сдвинулся». Он был поглощён созданием «пространственных» многогранников. Курсанты эту «придурь» звали «пурышоидами». Меня сперва он поразил. Я дремал, как почти все на «начерталке», а он — приземистый, седой, полноватый — опёрся о кафедру кистями и сделал стойку на руках и не изменившимся голосом сказал: «Молодые люди! Не проспите жизнь! Я старый человек, кое-что повидавший, а бодр и крепок. Будьте такими. Вам не раз пригодится то, чему я вас пытаюсь учить!» и он встал на ноги за кафедрой. Дыхание его осталось ровным. Он скомандовал: «Воображение включить! Представьте — в левом дальнем углу под потолком — яркий красный шар. А в правом — синий, нестерпимо яркий! А посреди комнаты — зелёный! Видите? Держите их в воображении, теперь «закрутите!» В разные стороны закрутить! Держать в воображении! Теперь делайте такие «шары» сами, сколько хватит воображения! Ощущайте, как от них исходят запахи… Кто-то сказал со смешком: «Шары с запахом мы пускать умеем, чё уж воображать…» Пурыш сник, игра «сгорела», и он махнул рукой, понуро стал мелом рисовать на доске, нудно давать пояснения… Я зашёл к нему в перерыве. Попросил дать мне задание. Он посмотрел в мои глаза долгим взглядом, пошевелил пальцами, взял листок из блокнота. Быстро и чётко написал задание: многогранник… Закончив писать, спросил: «Решил зачёт, не учась, получить за «пурышоид»? Я ответил искренне: «Нет. Зачёт я буду сдавать. Хочу попробовать сделать практически ощутимую вещь». «Делай. Но это трудно. Если не одолеешь — оставь. Я привык…». Под издёвки и хохот сокурсников я трудился весь семестр, но рассчитал, начертил, вырезал, раскрасил, склеил этакого шара — ежа на ниточке. Отнёс на кафедру. Пурыш взял молча, мельком осмотрел, подвинул на ладони и, взяв стремянку, полез под потолок. На свободном месте повесил мой «пурышоид», мне же молча махнул рукой: «Иди…» А зачёт я сдал на отлично. Потому я символ легко запомнил и воспроизвёл. Захотелось мне его в ЭВМ запустить…чтобы в цвете, объёме… со «сжатием» в точку и «взрывом»! И- вращениями!»

«Осторожнее будь, Борух, не выведи ЭВМ из строя!» — сказал Марк.

Матфей сказал тихо, слегка ко мне склонившись: «Расскажи Марку — он поймёт твою «хохмочку» про «юдаков»… «Я глаза вытаращил, да я же тогда мысленно при нём это подумал, а он мысли мои читал…

«Сидел я, о Марк, у телевизора, что — то спортивное смотрел. Там на табло было обозначено латинскими буквами: Юд Эс Эс Эс Эр. Ну, у меня само-собой и «перевелось»: Юдессэрство. Правят Юдассэры и жёны их Юдассары, а их подданные — юдаки!»

Оба смеялись по-хорошему. Матфей ещё больше склонил корпус и подал мне милостиво руку. Марк весело потирал одну руку о другую. У него были сухонькие ручки-лапки…

Меня снова «выдернули»! «Да, сколько же можно?!» — подумал я. «Столько, сколько заслужил!» — услышал я жёсткие слова Хранителя.

Глава 17.Единение

Снова, появившись из ниоткуда, не помня, где был, кто и куда меня «выносил» отсюда, иду по поляне, по её периметру. У самой туманной стенки. Ни голода, ни жажды, ни страха не ощущаю. В сознании то ли пустота, то ли оно набито спрессованной ватой неосознанных впечатлений.

Вижу Матфея, он по-прежнему сидит напротив Марка, молчит, манит меня пальцем. Подхожу, сажусь по-узбекски, вокруг сразу «вырастает» островок высокой мягкой травы, пахнет подмосковным смешанным лесом с преобладанием запахов хвои и смолы, немного — озона. Солнечный свет на меня не падает, но ощутимо пригревает, словно сквозь лёгкое облачко. Матфей говорит:

«Куда тебя уносили, Борух? Уважаемый Марк и я обеспокоились…»

«Не знаю, Матфи. Прошу прощения, о Матфи, не помню…»

«Не надо пугаться. Так — правильно. Многим, очень многим трудно теперь. Нужен иммунитет юмористического взгляда на вещи и собственную персону. Некоторые быстро теряют разум, ещё кто-то обретает смерть. На всё воля Всевышнего! Попытайся запомнить: основная задача — это не «просветительство» людей смертных. Главное, чем озабочен Иисус — по воле Всевышнего — это подготовка ДВЕНАДЦАТИ детей, которые придут в Ваш мир — поровну мальчиков и девочек. Они могут и воспримут ВЕРУ и ЗНАНИЕ с тем, чтобы начать проповедь и преобразования в новом веке и тысячелетии. В вашей системе летоисчисления допущены по умыслу смертных досадные просчёты-погрешности, где в годы, а где и в пол тысячелетия. И вы, при великом обилии учёных историков, археологов и прочих разных, не хотите этого увидеть! Слепцы ведущие слепцов! Мы с Марком, посоветовавшись, пригласили для беседы Иоанна, называемого вами Апостолом. Нам с Марком говорить с ним не о чем, но для тебя, а может быть и для самого Иоанна, разговор может быть поучительным. Ты — невежественен…Иоанну это будет льстить. Но Иоанн не знает и знать не желает языков и наречий, кроме тех, которыми овладел при жизни, как он говорит, «по наитию свыше». Мы