Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Митфорд на этот раз свою подпись под статьей не оставила, и Томми был ей за это бесконечно благодарен.
— Будь с этим поосторожнее, Томми, — сказала миссис Митфорд однажды вечером. — Ваши тела растут куда быстрее, чем ваши мозги.
— Я знаю, — ответил Томми.
— И если мне кто-то скажет, что ты подходил к этому автомату, я не спущу с тебя глаз!
Такова была история злосчастного автомата, возле которого Томми, еще полуослепший от уличного солнца, и наткнулся на Кита Хогарта.
Голова у Томми еще слегка кружилась — все-таки никотин давал о себе знать, поэтому он не обратил внимания на то, что Кит стоит неуверенно, словно не доверяя собственным ногам, и держится рукой за стену.
Но Томми сразу понял, что Кит спокойно, ни от кого не скрываясь, вынимает из контейнера, прикрытого полупрозрачным пластиком, две блестящих упаковки презервативов.
Эти упаковки Хогарт сунул в карман джинсов, и только после этого повернулся к Томми.
— Привет, — спокойно сказал он и отошел в сторону — его кто-то окликнул.
До Томми донесся обрывок шутливого вопроса, имя Минди и что-то еще, неумолимо мерзкое, пошлое и почему-то очень обидное.
Он проследил глазами — Кит пошел к шкафчикам, за ним, хлопая по плечу, отправился Макгейл, а потом появилась Стефани, в волосах у нее блестящая заколка в виде бабочки; все как-то слепит, мешает и давит…
Пришлось прислониться к автомату. Томми стало жарко, словно его обдали горячей липкой кровью.
— Ты в порядке? — спросил кто-то и сразу исчез.
— Эй-эй! — это уже голос Алекса, слегка встревоженный. — Томми, пойдем. Окунись в фонтанчик, черт тебя побери… Это же не из-за курева? Не из-за меня?
Томми наклонился над фонтанчиком, но пить не стал. Помотал головой, вытер мокрое лицо рукавом. Зрение прояснилось, стало легче дышать.
— Не успел позавтракать, — сказал он. — Повело…
— А, ну это нормально, — с облегчением сказал Алекс. — Я уж думал — скурил тебя до смерти… Твоя мамаша меня бы убила. Бери рюкзак. Ты доклад написал?
— Не помню. Какой доклад?
— Война Юга и Севера.
— Война? — Томми поднял голову. — Ничего я не написал, я даже не знал, что надо, где я был последние три дня?
— Хер тебя знает.
— А ты не мог мне сказать?
— Да откуда я знал, что ты не знаешь? Ты же не звонишь мне и не спрашиваешь: мистер Митчелл, где я, кто я, и что мне делать?
Томми выпрямился. Стряхнул капельки воды с ладоней и улыбнулся.
Алексу улыбка пришлась не по душе. Мстительная, нехорошая улыбка, исказившая приятное лицо Томми до неузнаваемости.
Впрочем, она быстро сменилась другой — почти виноватой.
— Не хватало мне только по учебе съехать.
— Да ладно… я впервые за два месяца подготовился к уроку, и ничего со мной не случилось. Ты видел? Хогарт взял презервативы.
— Видел.
— Минди сойдет с ума от бешенства.
— Она-то тут при чем?
Алекс посмотрел на Томми.
— А кто еще? Он привез ее в школу, и они целовались в машине. Ты по сторонам вообще смотришь или нет? — Он коротко рассмеялся. — Конец ее репутации, Хогарт на всю школу заявил: я буду драть эту сучку. И, по-моему, даже не один раз. Он, конечно, псих, что на такое осмелился, но это было стильно. Почему мне первому не пришло это в голову?
Томми поднял рюкзак и закинул его на плечо.
— Потому что у тебя нет машины и для Минди ты пустое место.
— Ты тоже.
— У меня в голове нет никаких дурацких затей.
Алекс пожал плечами:
— Ты часами таращился на нее на футбольном поле и добился только роли столба в ее постановке. Так что, Митфорд, завидуй молча.
«А ты годами таращишься на Карлу, — подумал Томми, — и добился еще меньше. Ты вообще понятия не имеешь, чего я добиваюсь. Никто не знает».
Сам Томми тоже не знал, чего добивается.
Он устал думать и устал противостоять быстро сменяющимся картинкам реальности.
Кит Хогарт сказал: скоро все будет не так, как раньше.
Он был единственным, кто казался надежным, но на следующее же утро сдал себя в пользование капризной сисястой дуре, откинув Томми на прежние позиции, спихнув его вниз, туда, куда не пробиваются лучи света.
На самое дно школьной иерархии.
Минди никогда не позволит себе встречаться с парнем, который дружит с такими, как Томми. Если Кит хочет ее, то будет подчиняться.
Было в поступке Хогарта еще что-то, от чего у Томми перекрывало горло и дышать приходилось с трудом, но злости было больше.
Злость изменила Томми — выпрямила, вытянула, наэлектризовала — казалось, тронь его, и посыплются искры.
Изменилось и лицо. Мистер Холл, сонно выслушивающий доклады на тему войны Юга и севера, Томми вызывать не стал.
«У мальчика определенно что-то случилось», — подумал он.
Свою мысль мистер Холл развивать не стал. Он страдал от солнца, припекавшего его лысину через недавно вымытое окно, и раздумывал — будет ли выглядеть смешно, если он прикроет голову газеткой?
Кирк Макгейл, сидящий рядом с Томми, несколько раз задержался на нем взглядом и почему-то вспомнил о своей собаке, Даффи, которая казалась ему милейшей и добрейшей псиной до тех пор, пока однажды не сожрала валяющегося на дорожке птенца.
Птенец был гол и беспомощен, видимо, вывалился из гнезда совсем недавно, и Даффи слизнула его моментально, но Кирку долго еще чудился вязкий влажный хруст.
Даффи умерла год назад, и Кирк почему-то ощутил облегчение.
В конце концов он отвернулся от Митфорда, и ему сразу стало спокойнее.
* * *
Дом престарелых стоял на холме, и чтобы добраться туда, Томми пришлось попотеть. Склон бы таким крутым, что если бы кому из стариков вздумалось сунуться обратно в город, он покатился бы кубарем и вряд ли остался в живых.
Два раза в день на холм карабкался старый одышливый автобус, но Томми на него опоздал.
Он пошел пешком и поначалу только радовался тому, что приходится напрягать ноги, приходится беречь дыхание — эта нехитрая работа тела отвлекала и развлекала его. Но через полчаса ходьбы все стало намного хуже. Солнце упорно пекло в затылок, словно выбрало его мишенью через особо точный прицел. Волосы слиплись, губы приходилось то и дело облизывать.
Чертов ад, с раздражением подумал Томми, один из семи кругов — разорвать легкие, чтобы забраться к кучке стариков с привязанными к ноге мочеприемниками.
Дорога, залитая серебристым асфальтом, вдруг уперлась в тенистый сад, в котором все было настолько тщательно высажено и нежно, что глазам не верилось.