Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь все головы, как по команде, повернулись к докладчику. Он не заставил себя долго ждать:
– Сами не сняли по простой причине – выполнявшие эту работу специалисты давно ушли в действующую армию, на передовую. Кроме них, в эти дела никто не посвящался – таковы общие и известные, видимо, американцам требования конспирации. За прошедшие три года некоторые погибли, другие воюют. Вот закончим войну и будем устранять все ее следы… А сейчас какие могут быть к нам претензии? Ведь эти устройства мы никогда так и не использовали, – он лукаво улыбнулся… – доказать обратное вряд ли возможно.
Едва заметная улыбка скользнула по лицу Сталина…
На следующий день министр иностранных дел Вячеслав Молотов принял посла Гарримана и вручил ему ответ советской стороны. Инцидент был исчерпан.
* * *
Активное участие наш герой принимал в радиоиграх «Семен», «Друзья», «Монастырь» и «Березино», проводимых совместно с военной контрразведкой «СМЕРШ» 4-м управлением НКГБ с использованием негласных источников. Такими людьми под различными псевдонимами были С. Калабалин, И. Коцарев, Н. Палладий, А. Демьянов, Р. Фишер С. и другие.
Они внедрялись в разведшколы противника и сигна – лизировали о конкретной агентуре, готовящейся или заброшенной в наш тыл. Принимались абверовские курьеры со снаряжением и планами диверсионно-террористических действий. За время проведения этих радиоигр через линию фронта и на парашютах с неба в руки чекистов попало более ста агентов. Некоторые, очутившись на советской территории, сразу же, не приступая к выполнению заданий, приходили в органы военной контрразведки. Большая часть «прозревших» использовалась чекистами в оперативных играх. Кроме того, через них неприятелю доводилась дезинформация, помогающая решать войскам даже фронтовые задачи. Вот один из примеров.
«Дезинформация порой имела стратегическое значение, – как писал Павел Судоплатов. – Так, 4 ноября 1942 года «Гейне» – «Макс» (А. Демьянов. – Авт.) сообщил, что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью.
Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену – в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал (а, может, знал?), что немцы были предупреждены о нашем наступлении на Ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск. Вот она, цена несогласованных действий военного командования и контрразведки, а может, полного их игнорирования высоким военачальником.
Дезинформация «Гейне» – «Макса», как следует из воспоминаний Гелена, способствовала также тому, что немцы неоднократно переносили сроки наступления на Курской дуге, а это было на руку Красной Армии».
* * *
В начале победного 1945 года Сталин дал указание Меркулову, которого считал выдвиженцем и протеже Берии, находившегося к этому времени в немилости к вождю, осуществить в органах безопасности структурную перестройку. Нарком ГБ как завистник бурного роста молодого генерала начал с того, что решил кадровый вопрос начать с отправления Питовранова подальше от себя, предложив ему должность министра госбезопасности Узбекистана. На представлении его вождю Сталин понял идею Меркулова и спросил наркома:
– А не слишком ли далеко вы отправляете его за опытом. Я думал, вы будете держать его рядышком, возле себя. Ну да, ладно, – отправляйте…
Так генерал Питовранов оказался в Узбекистане – постигать тонкости мусульманской догматики и исламского фундаментализма. Но недолго – в 1946 году образовалось МГБ. Возглавить его Сталин поручил В. С. Абакумову, а первым заместителем к нему по совместительству – начальником Второго Главного управления контрразведки страны стал Е. П. Питовранов. И здесь зависть не обошла стороной скромного генерала. Министр госбезопасности начал страдать – печалиться о благополучии молодого заместителя.
Кто-то из великих сказал: зависть не умеет таиться. Она обвиняет и осуждает без доказательств, раздувает недостатки, возводит в преступление незначительную ошибку. Она с тупой яростью накидывается на самые неоспоримые достоинства.
Сталин это заметил сразу. Абакумов ревностно наблюдал за стремительным карьерным ростом своего первого заместителя. Держал, как говорится, его «на дистанции». Сработала известная система «противовесов», которой не раз пользовался и сам вождь. А потом начались будни начальника советской контрразведки…
Конец сороковых и начало пятидесятых были годами активизации недобитых националистических бандформирований на территориях Западной Украины и в Прибалтике. Молодой начальник контрразведки понимал, что личный пример – венец воспитательной работы. Приходилось самому участвовать в опасных оперативных мероприятиях, находясь на острие конкретных чекистско-войсковых операций.
Одним из примеров было его личное участие в перевербовке матерого латышского националиста, одного из руководителей подпольной организации «Даугавас ванаги» – «Двинские соколы», бывшего курсанта и выпускника немецкой разведшколы в г. Резекне Гунарда Езерше – «Корня». После подрыва двух воинских эшелонов с большим количеством жертв Питовранов, по согласованию с Абакумовым, сам занялся расследованием этого ЧП. Он срочно вылетел в Ригу и на месте с латышскими чекистами установил многие интересные обстоятельства в поведении проверяемого и круг лиц, возможно, причастных к преступлению. «Корень» был в числе подозреваемых. Через его близкую связь «Линду», с которой беседовал сам Питовранов, вышли на объект оперативного интереса и решили провести с ним встречу. Кроме того, «Линда» сообщила, что у Езерше есть немецкая радиостанция, по которой он держал связь после войны с американцами. Из-за нее руководство «Лесных братьев» стало подозревать о его работе на советские органы ГБ, поэтому он и скрылся от них.
А зацепкой для беседы служила информация, что Гунард сильно обеспокоен судьбой семьи – матери, жены и двух детей – Эльзы и Пятраса, депортированных недавно куда-то в Сибирь. Но он понимал, что за совершенные преступления его ждет «вышка». Через «Линду» довели до него информацию, что с ним хочет встретиться сам начальник контрразведки страны. Загнанный в угол Езерше согласился, но поставил условие, – встреча должна пройти в темное время суток в заброшенной рыбацкой избушке на длинной песчаной косе. Один на один. Все подходы к избушке просматривались на несколько километров. Организовать засаду было невозможно, – на снегу четко отпечатывались любые следы.
Коллеги выражали обоснованное сомнение в целесообразности встречи – риск казался неадекватным, так как Гунарду терять нечего и он может повести себя непредсказуемо. Но это не остановило контрразведчика, верившего в успех именно личной встречи.
Со слов уже упоминаемого А. В. Киселева, по условиям встречи, на расстоянии примерно в 200–300 метров от избушки Питовранов должен на короткое время «мигнуть» фонариком. Ответное «мигание» будет означать, что его партнер уже на месте. Однако ответного «мигания» не последовало, приближаться к избушке дальше не имело смысла. Но только Евгений Петрович развернулся, как краем глаза засек «мигание» не из домика, а из-под штабеля старых лодок, лежащих поблизости. Продолжил движение. Приблизившись метров на пятьдесят, крикнул: «Я без оружия, прошу выбросить твое, но так, чтобы я видел!»