дождь или таял снег — всё лилось внутрь храма. Не было окон. Вместо них — большие дыры в стенах, через них запросто можно было войти внутрь. Вместо больших входных дверей, почти ворот, были поставлены маленькие обыкновенные двери, а остальное прост­ранство вокруг них забито досками.

Отец Сергий всё это осмотрел и решил начать с того, что необходимо для проведения службы. А именно — сделать хотя бы два стола.

Напротив церкви стоял дом Ивана Никитича Малышева. Они познакоми­лись. Отец Сергий пригласил его помочь. А Иван вообще был человек, как я его запомнил, типично русский: крупный, широкоплечий, с большими рука­ми, кулакастый. И что особенно запомнилось, часто ходил босиком. Однаж­ды он пришёл ко мне без всякой обуви, а была уже поздняя осень, иней на траве появился. Вот такой был Иван закалённый человек!

Вдвоем они сделали престол и жертвенник, или, попросту говоря, два стола сколотили. На них можно было что-то поставить и провести хотя бы пер­вую службу. Тем более что осенью престольный праздник в честь Иоанна Бо­гослова. Он два раза в году — весной и осенью.

Потом надо было начинать с крыши, закрывать её. Отец Сергий сходил в пионерский лагерь. Их было два неподалёку от села — между “бетонкой” и Слотином. Один принадлежал объединению “Химавтоматика”, которым ру­ководил Юрий Михайлович Лужков. В этом лагере строительным делом заве­довал Пётр Григорьевич Гусев, уже очень немолодой, но отзывчивый человек. Он закрыл крышу церкви рубероидом. Течи прекратились. Начал восстанав­ливать лестницу на колокольню.

Поскольку храмы восстанавливаются в основном на средства прихожан, то отец Сергий Мельникас опирался на их помощь. Правда, приход у него был маленький. Потому что это была его первая самостоятельная большая служ­ба. Родом он из Сергиева Посада, как сам мне говорил, отсюда все его кор­ни по матери. Прадед был игрушечником. Такой промысел существовал здесь — игрушки делать. После семинарии, а затем академии его послали по обмену в Штаты, в Нью-Йорк, в Богословскую академию. Там он пробыл год. Вернулся и стал просить церковное начальство дать место настоятеля где-ни­будь поближе к Сергиеву Посаду, всё-таки там дом, родители. Ему предло­жили Слотино. Ни об этом селе, ни о храме в нём он ничего не знал. Говорит: “По “бетонке” ездил за грибами во Владимирскую область, она тут рядом на­чинается, а вглубь не уходил”.

Теперь ему пришлось ездить на автобусе, выходить на остановке и пеш­ком около двух километров идти до храма. И одновременно искать спонсоров, людей, которые могли что-то сделать. Удалось заказать окна. Но сначала на­шли решётки, красивые церковные решётки, которые увидели на разрушен­ном дотла храме в бывшем селе, а теперь деревне Гальнево. Это село было знаменито тем, что в здешнем храме венчался Фёдор Иванович Шаляпин. Сейчас этот храм в Гальневе возрождён с помощью Большого театра. А ре­шётки гальневские, с согласия церковного начальства, поставили в церковь Иоанна Богослова в селе Слотино.

Потом заказали восемь окон — больших, красивых. Стали проводить пер­вые службы. А как начинается служба, что предвещает о ней? Звон колоколов. На этой церкви на колокольне был единственный колокол, маленький, тресну­тый, который, как говорит отец Сергий, только блямкал. С этим колоколом связана интересная история, которую я рассказал в предыдущей главе. Мы его, по сути дела, отбили у человека, собравшегося продать колокол. И вот этот блямкающий, небольшой колокол возвестил о начале новой жизни храма.

Постепенно у священника Сергия Мельникаса образовывался круг спон­соров. Один из них выделил деньги на покупку большого колокола. А мне хо­рошо было из окон слышно, как они работали, эти два колокола: зычно, громко — большой и этот — треснутый, блямкающий. Пётр Григорьевич Гусев сложил печку в большой части церкви, где в холодное время года шли служ­бы. Вместе с другими новыми помощниками Мельникаса, среди которых од­ним из самых активных стал житель села Ботово Сергей Махов, начали крыть крышу железом. Также железом стали покрывать купола — большой и на ко­локольне.

А потом Пётр Григорьевич Гусев построил часовню около родника. Сделал памятник себе, ибо вскоре умер. К сожалению, кроме отца Сергия Мельникаса, о создателе часовни не знает никто. А ею пользуются. Здесь на Крещение освящают воду. К роднику едут люди. Причём чем дальше, тем больше, и уже выстраиваются очереди, потому что вода хорошая, а течёт тонкой струйкой. Но о Гусеве, думаю, на часовне где-то надо написать.

Вот так начал возрождаться, приходить в жизнь храм Иоанна Богослова. Сергий Мельникас заказал новые кресты на большой купол и на колокольню. Причём сделал их копией старых. А прежние, подобно доморощенным пре­столу и жертвеннику, сохраняются новым настоятелем как память о прошлом времени. Большой крест на куполе удалось покрыть сусальным золотом. И сейчас, когда его освещает солнце, открывается очень красивая картина: на фоне лесов, неба сверкает этот крест с золотой короной наверху.

Когда Сергий принял, говоря военным языком, пост, вокруг храма не бы­ло ограды. Её разрушили и растащили. Но до ограды не доходили руки. А вернее — деньги. Их у отца Мельникаса зачастую не было совсем.

Он один был на всю округу. Ходил пешком по деревням, отпевал покой­ников, крестил новорождённых, освящал дома. Но это всё давало ничтожный доход. А священники зарплаты не получают, они живут только на пожертвова­ния прихожан. Люди приходят на службу, покупают свечи, что-то жертвуют, кто-то небольшие деньги, а есть богатые, которые очень могут помочь храму. От собранных пожертвований священник должен отдать 20 процентов епар­хии, из оставшихся — платить за коммунальные услуги: свет, тепло, если есть вода, за воду. На них же покупать своё облачение, свечи, масло для лампад, вино, просвирки. И всё это из оставшихся денег, которых, конечно, у отца Мельникаса не было. Хорошо ещё, что ему не нужно было тратиться на опла­ту певчих. Его жена Тамара и две дочери имели музыкальное образование и составляли хор церковный. Он как-то вскользь обронил своему сменщику отцу Сергию (Дидковскому), что за пять лет не смог купить никакой светской одежды — не было денег.

Тем не менее храм восстанавливался. На дверях появился замок. На главный крест вернули корону, поскольку храм был коронован Екатериной Второй. И, кстати говоря, таких храмов в России всего несколько: в москов­ском Кремле, в Троице-Сергиевой лавре и вот в селе Слотино.

При входе в церковь были сделаны большие ажурные ворота. Над ними прикреплена красивая необычная икона Иоанна Богослова, изготовленная ре­ставратором Еленой Сорокатой. Сделана, как предполагает отец Сергий, из фаянса, которому не страшны ни морозы, ни жара, ни дожди. Словом,