Крэг улыбнулся.

– Вот почему я попросил о слежке именно его, – ответил он. – Во‑первых, он наблюдателен и терпелив, как любой полевой ученый. Во‑вторых, он отлично знает, как его недолюбливает эта компания, и будет настороже. А в‑третьих, теперь у него будет забот полон рот, и он не будет мешать мне работать.

Он закончил настраивать свою аппаратуру и из другого выдвижного ящика вытащил конверт с окурками, вынесенными из офиса Уитни. Потом он извлек из кармана пальто второй конверт с пеплом, целой сигаретой из ящичка Локвуда и окурками, которые мы оба припрятали, выкурив сигареты, принадлежавшие покойному Мендозе.

Осторожно рассортировав и пометив всю добычу, Кеннеди взял один из окурков и зажег. Дым начал свиваться в завитки между яркими огнями и странным инструментом, а мой друг смотрел сквозь линзы, манипулируя ими с неистощимым терпением и удивительной сноровкой. Я с любопытством наблюдал за ним, но помалкивал, потому что не хотел мешать ходу его мыслей.

В конце концов сыщик поманил меня к себе:

– Ну, что ты об этом скажешь?

Я тоже посмотрел в окуляр и на фоне тонкой сетки увидел несколько странных линий.

– Если хочешь узнать мое мнение, – со смехом отозвался я, – сперва скажи, на что же я смотрю.

– Это, – объяснил он (а я тем временем продолжал рассматривать линии), – одна из самых последних модификаций спектроскопа, известная как интерферометр. Он может с ювелирной точностью разделить линии в спектре. Маленькие наручные часы точны, но их точность не идет ни в какое сравнение с точностью дифракционных спектроскопов.

Он снова занял место у окуляра, чтобы проверить результаты.

Я терпеливо ждал.

– Уолтер, – сказал наконец Кеннеди, взглянув на меня с огоньком в глазах, – мне бы хотелось, чтобы ты нашел мне кота.

– Кота? – переспросил я.

– Да, кота… Felis domesticus, если так лучше звучит – самого обычного, простого кота.

Я нахлобучил шляпу и, хотя было уже поздно, отправился выполнять эту странную миссию.

Несколько запоздалых прохожих и полисмен наблюдали за мной, как за преступником. Чувствуя себя последним идиотом, я все же не сдавался. Наконец, ценой нескольких царапин, благодаря своему упорству и такту я ухитрился поймать весьма неплохой образчик требуемого вида и, торжествуя, понес его в лабораторию.

Когда я вернулся, Крэг колдовал над лабораторным столом – похоже, дистиллировал вытяжку из нескольких сигаретных окурков, которые только что изучил с помощью интерферометра.

– Вот твой кот… Сильно озадаченный кот, – заявил я, помещая невезучее животное в корзинку.

Потом я стал терпеливо ждать, когда Кеннеди закончит свои кропотливые труды. Уже под утро в одной из пробирок появилось несколько капель бесцветной жидкости.

– Интерферометр дал мне подсказку, – заметил мой друг, удовлетворенно демонстрируя пробирку. – Без красноречивых линий спектра, которые мне удалось обнаружить, я бы до сих пор блуждал в потемках. Но вот и результат! Я уверен, что все сделал правильно, и все же хочу провести контрольный опыт.

– Как, ты не собираешься испытать это вещество на себе? – саркастически сказал я, вспомнив его недавний эксперимент с ядом. – И на сей раз собираешься превратить в подопытную мышку кота?

– Уж лучше кота, чем человека, – ответствовал следователь, и его взгляд заставил меня вздрогнуть.

После истории с кураре я чувствовал: если Кеннеди впал в научно-исследовательский раж, лучше не становиться у него на дороге. Не то в следующий раз мучеником науки, чего доброго, стану я.

Сыщик вынул кота из корзинки и ласково погладил, чтобы успокоить возмущенное моим подлым нападением животное. Потом с помощью пипетки взял немножко жидкости из пробирки. Я внимательно наблюдал, как он капнул крошечную капельку в глаз кота.

Тот некоторое время моргал, и я бросил на Крэга обеспокоенный взгляд. Этот зверь был симпатичным, и мне не хотелось, чтобы он разделил судьбу мыши, которой ввели кураре, – даже во имя торжества справедливости.

– Это не причинит ему вреда, – с легкой улыбкой успокоил меня мой товарищ, – а нам может помочь.

Я увидел, что кошачий зрачок как будто стал больше, несмотря на очень яркий свет, и засиял, как лунный камень. С чего бы это? Неужели мой друг сейчас скажет, что научно обосновал существование «дурного глаза»?

– И что? – нетерпеливо спросил я.

– Это похоже на так называемые «семена безумия», – задумчиво проговорил Кеннеди.

– «Семена безумия»?

– Да. Я обнаружил вещество, сходное с мексиканским толоаче и индийским дурманом, о которых ты, должно быть, слышал.

Да, я слышал об этих странных снадобьях, но они существовали так далеко отсюда, что их трудно было представить в нашем цивилизованном мире. Но, с другой стороны, что могло помешать их появлению в таком космополитичном городе, как Нью-Йорк?

– Ты же знаешь о дурмане – или, как его еще часто называют, семенах Джеймстауна, – продолжал детектив. – Он растет почти по всему миру, но пышнее всего – в тропиках. Все яды, которые я упомянул, тем или иным образом связаны с ним.

– Я часто встречал это растение на полях, но никогда не думал, что оно такое важное.

– Важное для тех, кто хорошо с ним знаком. Дурман на Тихоокеанском побережье и в некоторых местах Анд цветет большими белыми цветами, которые источают слабый, отталкивающий запах. С виду это безвредное растение с цветками в форме граммофончиков. Но тот, кто знает его свойства, может запросто использовать его в преступных целях.

– Но какое отношение он имеет к дурному глазу?

– Никакого. Зато имеет прямое отношение к сигаретам, которые курит Уитни, – заявил Кеннеди. – Эти сигареты с особой добавкой!

– С добавкой? – изумленно переспросил я. – Туда добавлены «семена безумия», как ты их называешь?

– Нет, в сигареты добавлен толоаче – особо опасная разновидность дурмана. Толоаче – мексиканское название этого растения. Его ядовитость зависит от концентрации действующего вещества. Например, семена страмония – а это тот же самый дурман – содержат куда более высокий процент яда, чем листья и цветы. Возможно, в данном случае были использованы именно семена, не могу точно сказать. Но, с другой стороны, такая точность не так уж важна. Сам факт использования дурмана – вот что важно в данном случае.

Крэг взял каплю жидкости и добавил к ней немного азотной кислоты. Потом он осторожно испарил смесь над горелкой, после чего остался бледно-желтый осадок. Напоследок сыщик снял с полки над своим столом пузырек с этикеткой «Гидроксид калия – спиртовой раствор», открыл его и уронил каплю на то место, откуда испарилась жидкость.

Внезапно осадок сделался пурпурным, потом – фиолетовым, темно-красным и, наконец, полностью исчез.