— Вы долго работали на него?

— С тех пор как окончил школу, — сказал Эдмунд. — Не желаете ли посмотреть амбарные книги прямо сейчас, ваша милость?

— Нет, не сейчас. Чуть позже, — ответил Монтгомери, отворачиваясь к окну и тем самым давая понять, что отпускает Эдмунда.

К счастью, поверенный оказался сметливым и понял намек.

Оставшись в одиночестве, Монтгомери обошел вокруг письменного стола и сел. Что, черт возьми, он должен делать?

Уж, разумеется, не сидеть здесь, любуясь своими владениями.

Ему бы следовало испытывать чувство гордости за то, что он вернулся в Шотландию и теперь обладал титулом, о котором Магнус не дерзнул бы и мечтать. А вместо этого чувствовал только печаль за мальчика, так любившего это место, что он решился построить его точную копию в далекой стране.

Постояв, Монтгомери выскользнул из библиотеки, спустился по черной лестнице, которая оказалась точно такой, какую он ожидал увидеть, и вышел из Донкастер-Холла.

— Думаю, нам следует навестить бедную Веронику при первой же возможности, — говорила Аманда, принимая от матери пакеты с покупками.

Графиня Конли не стремилась обременять себя приобретениями. Зато Аманда любила эти выходы с матерью. Это был один из немногих случаев, когда они оставались наедине. В остальные моменты кто-нибудь из сестер или братьев непременно увязывался за ними и слушал их разговоры.

— Ты не купила нитки для вышивания, Аманда, — сказала ее мать, делая знак кучеру.

Он продвинулся вперед на дюйм, потому что лондонская улица была запружена народом и экипажами, а мать Аманды направлялась к обочине тротуара, предоставив дочери следовать за ней.

— Я передумала, — сказала та.

От ее ежеквартальной дотации осталось всего несколько монет, а до следующей выдачи было два месяца. Ее родители рассчитывали, что она будет тратить свои деньги на вещи, которые она скорее хотела бы иметь, чем нуждалась бы в них. Понимали ли они, как дороги новые перчатки? А уж духи от Флорис просто были не по карману.

Ее мать бросила на нее взгляд искоса.

— Ты забыла, дорогая Аманда, что Вероника — новобрачная? Было бы просто бестактно врываться к ней в первые недели брака.

— Ну, в обычных обстоятельствах я бы этого не предлагала, — ответила дочь, в свою очередь, передавая покупки горничной. — Если бы мы были хорошо знакомы с Монтгомери, другое дело, но ведь он американец. Он для нас чужой, да и для Вероники ненамного ближе.

Аманда позволила своему голосу упасть до вздоха, на что ее мать ответила новым взглядом искоса.

— Они поженились благодаря скандалу, матушка. И как бы ни было неуместно, я считаю разумным убедиться лично в том, что Монтгомери — хороший муж.

Аманда молитвенным жестом сжала руки:

— Поспешный брак влечет за собой разочарование и раскаяние.

— Если это и так, — сказала ее мать, опережая ее и садясь в карету, — то почему ты так стремишься посетить Веронику?

Аманда почувствовала, как в желудке у нее запорхали бабочки, и это ощущение слишком походило на страх, чтобы быть приятным.

— Я должна принимать во внимание свою репутацию, матушка. Если Вероника совершит что-нибудь, грозящее репутации нашей семьи, я по крайней мере узнаю об этом заранее.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, она могла бы вернуться в Лондон, — ответила Аманда.

— Зачем, ради всего святого, ей возвращаться в Лондон? — спросила ее мать. — Она замужем за лордом. Конечно, это всего лишь шотландский титул, но все-таки она леди.

— Если ее брак окажется несчастливым, — продолжала Аманда, — к кому она прежде всего обратится в Лондоне? Ведь мы ее единственные родственники. И что еще она выкинет?

— Она и думать не думает ни о чем таком, — сказала ее мать, но лицо ее выразило беспокойство, и эта мысль, должно быть, показалась ей неприятной.

— Если, конечно, матушка, вы ее уже проинструктировали, что подобное поведение едва ли терпимо.

Аманда устроилась рядом с матерью и, разглаживая подол платья руками в перчатках, хмуро глядела на горничную, запутавшуюся в собственных ногах.

— Конечно, — согласилась ее мать. Минутой позже старшая из леди снова заговорила: — Ты в самом деле думаешь, что она на это способна? Вернуться в Лондон? Но это было бы возмутительно.

Аманда только посмотрела на мать и ответила слабой улыбкой:

— Вероника однажды уже повела себя самым возмутительным образом. Вернуться домой...

Она извлекла носовой платок и прижала его ко рту, будто стараясь удержаться от продолжения своей речи.

— Несколько недель не стоит вторгаться к ней, — сказала графиня Конли. — А потом молодая пара начинает принимать визитеров. И в этом случае даже американец и шотландка знают, как вести себя достойно.

Аманда откинулась на спинку сиденья, вполне довольная собой. Она знала, что скоро ее финансовые проблемы, возможно, будут решены.

Совсем рядом бушевал гром, ревела гроза, сотрясая стены Донкастер-Холла. Дождь сплошной пеленой застилал оконные стекла, прибивал листья, пригибал ветви, клонившиеся все ниже к земле. Он ничуть не походил на мягкий и нежный весенний дождь. Такова была земля гнева Господня.

Вероника стояла у окна своей спальни, разглядывая темно-серое небо и думая о Монтгомери.

Она не видела его с той минуты, как он покинул ее, и обдумывала возможность пойти на его поиски. Стоило ли это делать? Или предполагалось, будто она будет смиренно ожидать, пока он снова ее заметит?

После вчерашнего Вероника считала, что они стали мужем и женой. Но после того как он оставил ее на целый день, ей показалось, будто он ведет себя как во время их отъезда из Лондона, и у нее появились опасения, что быть женой Монтгомери не так-то легко.

Гром зарокотал снова, объявляя о начале настоящей грозы с блеском молний. Вероника отошла от окна и остановилась в середине комнаты.

Ее раздирали противоречивые чувства. Там присутствовало и смущение, недоумение, неуверенность и благодарность. Но превыше всего было всепоглощающее ощущение удачи. Ее муж был красивым, титулованным и богатым и мог без усилий подарить ей страсть и наслаждение, и все это она воспринимала как волшебство.

Вероника обернулась и, посмотрев на три сундука в углу, вздохнула. Пора уже распаковать вещи. И чем скорее она начнет, тем скорее закончит.

Она уже наполовину распаковала сундуки, когда ее мысли и действия были прерваны стуком в дверь.

На пороге стояли миссис Броуди и две девушки.

— Ваша милость, — сказала миссис Броуди, приседая в реверансе, — я привела вам Миллисент и Элспет. Обе они хорошие девушки, славные работницы и имеют желание продвинуться в этом мире. Вы можете выбирать из них.