гово­рится о том, что «сыны света» должны направить свои удары против эдомитян, моавитян, аммонитян и филистимлян. В книге Исайи также речь идет о борьбе иудеев с этими же на­родностями. Вообще вражда к Аммону и Моаву является характерной для многих книг Ветхого завета. Повествование Военного трактата о войне «сынов света» с «войском Велиала» во многом напоминает рассказ II книги Хроник о войне Иосафа­та с моавитянами и аммонитянами, а также наставления Вто­розакония относительно общих принципов и правил, которых должны придерживаться иудеи во время войны с внешними 144 врагами.

В настоящее время еще не представляется возможным дать окончательный ответ на вопрос: идет ли в Военном трактате речь о реальной войне, или же мы имеем дело с эсхатологиче­ским событием, напоминающим пророческие предсказания в кни­ге Иезекииля или в книге Даниила. По мнению Клаузнера, в трактате идет речь о войне реальной, а не воображаемой. Про­изведение предназначалось для обучения войска боевому строю. Об этом свидетельствуют имеющиеся в нем данные относитель­но построения войска и различных видов оружия, подробности о военных значках и музыкальных трубах, рассказ о молитве первосвященника до начала сражения. Упоминаемые в Воен­ном трактате отряды Эдома, Моава, Аммона и филистимлян не являются отрядами фантастических народов, потому что в неко­торых библейских книгах так именуются народности, проживавшие в соседстве с иудеями.

Мнения о том, что в Военном трактате рассказывается о реальной войне, а не вымышленной, придерживаются и некото­рые другие исследователи. Однако многие ученые считают, что в трактате речь идет об эсхатологическом материале, а не историческом. Они полагают, что в нем описывается фантасти­ческая война добра против зла, которая произойдет в «конце времен». Срединную позицию по этому вопросу занимает Рот. По его мнению, с одной стороны, трактат предназначался для практических целей и включал в себя наставления и указания по вопросам военной тактики. С другой стороны, он носил апо­калиптический характер и включал в себя религиозные предписания, символы и молитвы.

На наш взгляд, ближе к истине те ученые, которые пола­гают, что в Военном трактате рассказывается о войне фанта­стической, а не действительной. На самом деле, при чтении рукописи создается впечатление, что в ней речь идет не о про­шедшей, а о будущей войне, которая к тому же будет иметь место не столько на земле, сколько на небесах, в мировом про­странстве. Текст свитка не дает основания для утверждения, что в нем освещаются подлинные исторические события. Вы­мышленным представляется весь рассказ о сражении «сынов света» против «сынов тьмы». Не внушает доверия тот стро­гий порядок, который господствует во время войны. Все заранее предусмотрено и запланировано, начиная от твердо установлен­ного числа «семь» при метании дротиков и кончая надписями на знаменах и музыкальных трубах. По меткому выражению Барроуса, «доведенный до крайности формализм, когда враг ничего не делает, кроме того, что бежит или падает мертвым, напоминает скорее балет, чем сражение». Таким образом, автором Военного трактата создана лишь какая-то искусствен­ная схема, которую никак нельзя считать описанием войны, имевшей место в реальной действительности.

Имея в виду наставление и поучение читателей, автор Воен­ного трактата стремится облечь эсхатологические видения в форму исторических фактов, но по существу дело сводится у него преимущественно к использованию и обработке библей­ских текстов. Как и в Библии, войне с врагами придается рели­гиозный характер. Принадлежность к общине означает одно­временно вступление в общение с «сынами неба». Воины вы­ступают как часть «небесной армии». Времени спасения и исполнения предначертаний бога предшествует война, сопро­вождавшаяся великими страданиями и горестями. Кстати ска­зать, этой идеей проникнуты все апокалиптические произве­дения.

В одном месте Военного трактата говорится, что священ­ники вступают в ряды сражающихся воинов в сопровождении семи левитов, в руках у которых семь юбилейных труб. Это, по-видимому, заимствовано из книги Иисуса Навина, в кото­рой читаем: «И семь священников пусть несут семь труб юби­лейных пред ковчегом; а в седьмой день обойдите вокруг горо­да семь раз, и священники пусть трубят трубами». Религиоз­ный характер войны, ожидание божеской помощи находит свое выражение в молитвах, произносимых до и после сражения. По существу, в Военном трактате в библейском духе описывает­ся заключительный этап вечной борьбы добра против зла.

Хотя содержание Военного трактата является плодом фан­тазии, он сохраняет большую ценность как исторический источник. Дело в том, что для изображения даже вымышлен­ной войны необходимо черпать сведения из окружающей реаль­ной действительности. Несомненно, что автор трактата, при­водя много данных относительно организации воинских сил, видов оружия и военных приемов, заимствовал их из современ­ной ему эпохи.

* * *

Интерес представляют социальные воззрения и моральные нормы кумранской общины. К сожалению, в рукописях Мерт­вого моря имеется мало данных по этому вопросу. В одной из предыдущих глав мы отметили, что в хозяйственном отно­шении кумранская община не была оторвана от остального населения Иудеи. Однако это не мешало ей вести замкнутый образ жизни. Кумраниты проявляли индифферентное отноше­ние к общественным вопросам, они не принимали участия в социально-политической жизни Иудеи. Это обстоятельство не могло не наложить отпечатка на их социальные взгляды и эти­ческие нормы.

Когда речь идет о членах кумранской секты, авторы руко­писей Мертвого моря требуют любви к «сынам света», пропо­ведуют идеи смирения, долготерпения, непротивления, провоз­глашают отказ от мести за сделанное зло. Наоборот, они призывают кумранитов ненавидеть всех грешников и нечестив­цев.

При изучении рукописей Мертвого моря бросается в глаза, что члены кумранской общины вели строго аскетический образ жизни, стремились к осуществлению идеала бедности, относи­лись с пренебрежением к богатству и осуждали стяжательст­во. Автор Благодарственных гимнов убежден в том, что «ни­какое богатство не может заменить правду бога». В Уставе общины можно прочесть следующее: «И награбленного иму­щества не желает моя душа».

Надо полагать, что в глазах кумранитов имущество само по себе не считалось чем-то грешным и предосудительным. Де­ло в том, что сама кумранская община обладала имуществом, находившимся в общем управлении. В Уставе общины говорит­ся об «имуществе людей святыни». Оно находится под упра­влением «сынов Аарона». Специальный человек, принимавший имущество новичков при вступлении их в общину, обозначает­ся в Уставе как «надзирающий за работой старших». Автор Комментария к Аввакуму упрекает «нечестивого жреца» за то, что он грабит «имущество бедняков». Все это в какой-то мере говорит о том, что не всякое обладание имуществом осу­ждалось кумранитами. Источником зла и греховных действий они считали лишь накопление богатства в руках отдельных лиц.

Кумраниты рассматривали бедность (нищету) как условие принадлежности к общине избранных, как предпосылку пра­ведности и святости. Автор Гимнов ставит себя в один ряд с бедняками. Он же с большой симпатией говорит о «бедня­ках из милости» («бедняках милости»). В изображении авто­ра