что у нее накопилось по поводу этого Джонатана, но тем не менее сказала:

— Ты подумала над моим предложением?

Марго возмущенно на нее взглянула и сжала сумочку, как показалось Джеймсу, очень нервно.

— Я ведь тебе уже говорила: у меня есть свой дом, — сказала она. — Я не стану к тебе перебираться.

— Я — твоя сестра, Марго, — ответила Джеральдин, — и хочу для тебя только добра. Эта жалкая лачуга на Каштановой улице не подходит Четвинам.

— Я уже не Четвин, Джеральдин, но ты постоянно об этом забываешь…

Джеральдин уже хотела что-то на это ответить, но тут мастер Шмауэр наконец поднял голову и провозгласил:

— Готово, миссис Мортон!

Сестры подошли к его верстаку, и мастер с гордостью кивнул на свою работу. Перед ним стоял небольшой игрушечный дирижабль, и выглядел он, надо сказать, просто потрясающе: алая оболочка, блестящие золоченые детали, крошечные светящиеся иллюминаторы… Джеймс не знал, как отреагирует мальчик, для которого эта игрушка предназначалась, но, если бы ему такое подарили, он был бы в восторге.

— Ключик завода здесь — под днищем, — пояснил мастер. — Нужно повернуть его ровно восемь раз, и дирижабль полетит. Вам показать, как все это работает?

— Обойдемся, — бросила Джеральдин. — Думаю, Калеб и сам разберется, а я хочу поскорее убраться из этой дыры.

Мастер обиженно поджал губы, а Марго поспешно сказала:

— Прошу вас, простите мою сестру, мастер Шмауэр. Но нам и правда пора — мне еще нужно обойти несколько лавок и зайти на рынок за грибами и рыбой. У нас сегодня будут пироги. День рождения сына, вы понимаете…

Мастер хмуро глянул на Джеральдин и кивнул.

— Что ж, тогда я заверну дирижабль. С вас сто фунтов, миссис Мортон.

— Сколько?! — возмутилась Джеральдин. — Марго, ты сошла с ума!

— Нет, я просто люблю своего сына.

— Я и говорю: сошла с ума. Детей нельзя любить, иначе из них вырастут лентяи и неженки. И уж точно они не стоят того, чтобы ради них разоряться!

— Но ведь у тебя самой два сына!

— И что с того?

Марго не ответила и, достав из сумочки деньги, заплатила мастеру. Пара механических рук быстро обернула дирижабль коричневой упаковочной бумагой и перевязала ее бечевкой.

Марго Мортон осторожно, боясь повредить, взяла игрушку.

— Благодарю вас, мастер Шмауэр. Хорошего дня.

— И вам, миссис Мортон.

Желать хорошего дня Джеральдин он явно не собирался и многозначительно кивнул ей на дверь.

Та фыркнула и величественной походкой направилась к выходу. Марго поспешила за ней, и вскоре дверь за ними закрылась. С исчезновением дамы в черном платье будто бы даже дышать стало легче.

Мастер повернул голову к Джеймсу.

— Чем могу вам помочь, молодой человек? У вас что-то сломалось?

— Нет, сэр. Я принес вам лекарства от мистера Лемони.

— Странно. Обычно лекарства приносит мадам Клопп.

— Ей не здоровится…

Вручив старику пакет с лекарствами и получив оплату, Джеймс уже развернулся было к двери, и тут подумал:

«Раз уж я в мастерской, стоит проверить одну догадку…»

Достав из кармана заводной ключ, найденный в клоаке, Джеймс протянул его мастеру.

— Мастер Шмауэр, я тут недавно нашел кое-что. Вы не подскажете, что это такое?

Мастер взял ключ, его монокуляр на глазу чуть выдвинулся.

— Гм… это заводной ключ. Для автоматона.

Джеймс кивнул: так он и думал.

— Говорите, вы нашли его? — спросил мастер Шмауэр и вернул ключ.

— Да, во время… гм… уборки в аптеке.

— В аптеке? Что ж, тогда, полагаю, это ключ завода для одного из аптечных автоматонов. Помню, Лазарус Лемони сделал несколько механических аптекарей. Какое-то время они работали в «Горькой Пилюле». Жаль, когда Лазарус оставил дела, их всех выключили.

Джеймс оживился.

— Вы хорошо знали Лазаруса Лемони?

— О, мы были добрыми друзьями. Лазарус обожал механику и все с ней связанное, а еще он обладал настоящим призванием к изобретению… Лазарус был гением: порой его посещали настолько поразительные идеи, что дух захватывало!

«Еще один гений Лемони», — подумал Джеймс и спросил:

— Вы сказали, «был»?

— О, от него давно не было вестей. Около двадцати лет назад Лазарус передал дела сыну, Лемюэлю, и отправился в Гамлин, где и открыл еще одну аптеку Лемони. Даже не попрощался — я до сих пор на него за это обижен.

Это была явная ложь. Нет, старик определенно убежден, что это правда, но что-то подсказывало Джеймсу, что на самом деле все обстояло совсем не так, как говорит мастер Шмауэр, и ни в какой Гамлин Лазарус Лемони не отправлялся. Джеймс точно знал, что в Гамлине нет аптеки семейства Лемони.

Попрощавшись со стариком, он покинул мастерскую и направился в аптеку.

Людей кругом, как ни странно, стало больше. Людей и волнения. Все тащили коричневые бумажные пакеты из лавок, наполненные покупками, джентльмены и дамы делали запасы, готовясь к шквалу, — точно никто не знал, сколько он продлится. У почтового окошка было настоящее столпотворение — как это и водится, кто-то из местных спохватился о том, что нужно успеть отправить письмо или посылку в последний момент. И таких спохватившихся оказалось с пол-улицы.

От соседнего окошка под вывеской «Кондитерская семейства Брюмм» расползался запах свежей выпечки, и Джеймс сам не заметил, как встал в очередь. Никакому хитрому манипулятору и коварному интригану никогда не достичь таких высот в управлении людьми, как запаху свежей выпечки.

Очередь в лучших традициях очередей представляла собой комок из сплетен, ворчания, ругательств и склок. Кто-то жаловался, что она едва сдвигается, а кто-то громко требовал, чтобы сосед выключил свою «треклятую тарахтелку», подразумевая работающий антитуманный зонтик. При этом оскорбленный господин постоянно отряхивался, жалуясь на то, что его лучший костюм уже весь пропитался брызжущим с зонтика раствором «Дефогг», который был нужен, чтобы рассеивать туман.

Парочка дам, стоявших перед Джеймсом, обсуждала статью в «Сплетне» — женщины уверяли друг дружку, что, пока на вокзале творятся такие ужасы, ноги их там не будет. Подслушивавший их беседу старик с тощим котом, лежавшим у него на плечах, встрял и заявил, что никакого убийства в поезде на самом деле не было, и все это просто подготовка новой аудиодрамы «Таинственное убийство», которую запустят в полночь по всем радиофорам города. Дамы возмутились и ответили, что, пока по радиофорам будут крутить подобные мерзости, они ни за что не станут ими пользоваться…

Наконец Джеймс дождался своей очереди, купил несколько сахарных коврижек и отправился дальше. Настроение его представляло собой мешок, полный пустых консервных банок. Мало того, что он, скорее всего, бездарно упустил возможность провернуть свой план с мадам Клопп, так еще и эти грубые люди, которых